Там, где меняют законы

Такси пыталось оторваться от преследования и уйти дворами, однако бесполезно: через пять минут сумасшедшей гонки два угольно-черных джипа прижали ГАЗ к тротуару, Стас выпрыгнул из джипа и рванул дверцу «Волги»:

— Вылезай! — приказал Стас.

На заднем сиденье испуганно жался очень цивилизованный иностранец при плаще и галстуке. В руках у иностранца был толстый бумажник, из которого высовывались ушки кредитных карточек. Иностранец с ужасом глядел на русского грабителя, облаченного в одно полотенце. Грабитель стоял перед ним и шевелил голыми пальцами в ноябрьской грязи.

— Sir, — сказал иностранец, — please, don’t kill me. Please, that’s all the money I…[5]

Стас меланхолически отметил про себя, что совместное предприятие «Хайятт-Аврора», видимо, только что потеряло постояльца. Он не дослушал фразы до конца, захлопнул дверцу такси, прыгнул в джип и погнал обратно.

— Девушка! Девушка в черном платье, темноволосая, на чем она уехала? — закричал Стас.

Швейцар моргал:

— На такси, — сказал швейцар, — вот в аккурат перед той машиной, за которой вы погнались.

— Номер запомнил?

— Г 866 ОУ.

Стас вернулся в бассейн и выловил из воды одного из высокопоставленных сотрудников службы охраны президента. Сотрудник был без плавок и пьяный.

— Номер «Г 866 ОУ» — объяви «перехват», — сказал Стас.

— Да… под каким предлогом?

— Мне плевать, под каким предлогом!

* * *

В такси Аня повалилась на заднее сиденье и горько-горько зарыдала. Господи!

Какой дурой она себя выставила!

Не прошло и недели после смерти отца, а она… она разрядилась в тряпки, которые отец дарил всяким шлюхам, и ради кого? Ради человека, который убил ее отца!

Как она могла вообразить, что этот мафиози, этот хладнокровный бандит с железными нервами и белыми волосами обратит внимание на студентку-замарашку!

Да ему… да ему все равно, лишь бы юбка была короткая и попка круглая. Он ни разу, ни разу не дотронулся до нее за все это время, а стоило ему увидеть ее полуголой, он вцепился в нее, как рысь в кусок мяса. Господи, и она позволила этому человеку клеветать на ее отца, обвинять его во всей грязи, в убийствах, в мошенничествах, в которых на самом деле был виноват Стас и только Стас!

А ведь он определенно ухаживал за ней, делал вид, что ухаживает! Давал понять, как она ему дорога! Господи, да Кутятин прав! Ради того, чтобы отвадить от себя статью по обвинению в убийстве, Стас был готов на все! Если бы она вчера попросила его переспать с ней, он бы переспал — с меньшим, правда, удовольствием, чем с этой Маней!

Аня лихорадочно схватила телефон и начала набирать номер Кутятина. Но раньше, чем она нажала на send, телефон сам разразился мелодичной трелью. Номер на определителе начинался с «768».

— Ало! — сказала Аня.

— Аня? Это Василий. Никитин. Я прошу прощения, что так поздно, но вы обещали когда-нибудь…

— Вы где? — спросила Аня.

— А?

— Вы где? Мы можем встретиться прямо сейчас. Я вас очень прошу.

* * *

Ресторан «Микадо» был устроен в виде традиционного японского садика, и столик Никитина был отделен от общего зала ручейком, в котором цвели настоящие лотосы и плавали настоящие утки. Через ручеек вел бамбуковый мостик. Перед столиком была небольшая жаровня, и возле нее хлопотал повар в желтом халате и белом передничке.

Хозяин «Скайгейт» был совершенно трезв, и его голубовато-серые глаза светились разумом, а не животным инстинктом. На этот раз Никитин был в деловом костюме: на ослепительно белой манишке сверкал зеленый с бордовым лепесток галстука.

— Вау! — сказал Никитин, когда Аня появилась перед его столиком. — Боже мой. Золушка… милая Золушка, когда будете убегать, оставьте мне свою туфельку.

Аня вздернула голову.

В глубине души она полагала, что она вовсе не так хороша, как полчаса назад в фойе «Авроры». Глаза у нее были вспухшие и заплаканные, и большую часть макияжа она только что безжалостно смыла в туалете. Но волосы, которым в салоне вернули их первозданный цвет, сияли вокруг ее головы душистым нимбом, и темно-коричневые брови оттеняли белизну лба.

— И знаете, Аня… вам… тебе… такой цвет… очень идет. Всегда им красься.

— Это мой настоящий цвет, — сказала Аня.

Аня не помнила, о чем они говорили сначала. Кажется, о чем-то незначащем. Никитин смотрел на нее так, словно хотел вместе улететь на небо. Ей отчаянно хотелось зарыться ему в плечо и разрыдаться.

Девушка в кимоно поставила перед ней плошку с мисо-супом, и Никитин, наклонившись, аккуратно сдернул с плошки пластмассовую крышечку. От супа шел дивный аромат, и между зеленых комочков водорослей плавали белые звездочки сои.

— Василий… скажите мне, только честно скажите… в вашем бизнесе… нет доли Стаса?

Никитин сосредоточенно смотрел в деревянную тарелочку.

— Нет. Пока нет.

Слово «пока» вышло неожиданно тяжелым и многозначащим.

— Что значит — пока?

Никитин помолчал. Молодое лицо его сделалось жестким и холодным.

— Потому что… я не уверен, что Стас не стоит за этим иском.

Аня похолодела.

— Это невозможно…