Там, где мы

Жду, старательно сдерживая дерущий по позвоночнику мороз обычного животного страха…, борясь с диким желанием укрыться за каким-нибудь завалом…, считая секунды и пытаясь переиграть того "Ворошиловского стрелка".

Пытаюсь, пытаюсь… пы-ыыта-ааюсь… ну же, давай, сука?!.. ещё семь секунд… пять… четыре… и я — выигрываю!!!

Он не выдерживает…

Приободрённый оптимистической симфонией почти влетевшей в эту камеру подмоги, он на мгновение высовывает свой поганый нос почти оттуда, где он, по моим прикидкам, только и мог спрятаться…

Точнее, высунул он его вместе с прикрытой кепи макушкой, торчащей теперь настороженным огурцом с глазками над кладкой дальней стены. Огурчиком, пятнистым кабачком, кем угодно, — я всё ему давно простил… — таким милым и родным он казался мне в эту минуту…

Я готов был его расцеловать от умиления. Если б не ТАКОЙ момент… За эту, одну-единственную секунду я успел рассмотреть, что он уже не молод. А потому и оказался, наверное, куда умнее своих более юных напарников.

Наверняка в молодые годы успел пройти какую-нибудь локальную войну. Ну, и решил тряхнуть воспоминаниями, стариной…

Вот только позабыл, бедолага, что война — это та работа, в которую нужно для поддержания формы, фигуры и памяти играть куда как чаще…

Так вот куда ты забрался, мой милый Августин…

…Пройдясь чуть дальше того места, куда так настырно ломился я, ты просто и банально… открыл дверь в соседние «залы»… и вошёл туда! Просто и, надо сказать, очень тихо… Это их, — эти замызганные стены и углы — я видел сверху.

Ты вошёл, огляделся, что-то себе там прикинул…, а потом каким-то одному тебе ведомым способом взобрался на высоченную стену… И вмешался ж ты, сволочь поганая, именно в тот момент, когда я уже начал было думать, что всё у меня на мази…

Вы — гнида, товарищ!

…У меня из всех возможных вариантов решений был лишь единственный, и в запасе оставалось не более двух, от силы трёх, секунд. И испоганить и то, и другое, истратить бездарно, я просто не мог.

И оттого я нажимал курок именно так, — спокойно, плавно, зло и с нужной силой, — как нужно. Чтобы одновременно с этим спуском крючка рывком вынести себя за пределы трубопровода…, не смещая ствола и держа его в одной руке; успеть выстрелить прямо в тыковку твоей маленькой башки… и, одновременно оттолкнувшись ногами от скользкой, как улитка, скобы… «уйти» вправо, прыгнуть всем телом на изгиб перил…

Кажется, твои глаза успели многократно увеличиться от удивления в размерах…

"Да-да-да…" — успел услужливо согласиться с моим решением и мыслями "калаш"…, и в тот же миг, когда затвор впустую защёлкал, от нечего делать молотя воздух бойком, «ствол» уже отделялся от моих пальцев, и начал своё медленное падение вниз, изумлённый моим внезапным и столь коварным предательством…

Он всё-таки сделал ещё одну, запоздалую попытку остаться со мной, взмахнув ремнём у моих вытянутых в полёте рук…, но грубо промахнулся и стал заваливаться.

Всё это я успел заметить в тот же момент, в который перезревшим сморчком лопнула голова человека.

И отколовшие её верхнюю часть пули размашисто швырнули ошмётки кости и мозговой ткани назад, вместе с начавшим заваливаться в пустоту позади себя телом…

К тому моменту, когда в проёме дверей возникла первая половина туловища одного из преследователей, я практически исчезал за приземистым и широким «станком», весьма напоминающим старинный печатный стан.

…Приземление напоминало скорее прыжок в каменную могилу, на дне которой покойному для чего-то от души понаставили стальных кольев…

Влетающие в этот момент в зал вояки слышали, как загудели стальные листы площадки, как вслед за этим тут же затарахтело по ним перекатывающееся большое тело. И сделали правильные выводы.

Судя по их реакции, совсем уж никудышными солдатами они не были. Потому как в сторону поднятого мною шума уже мчался рой раскалённых «пчёл», деловито и пока слепо принявшихся буравить хлипкую от времени сталь. Катясь среди тут и там разбросанных предметов, пребольно отбиваю себе бока. Но особенно старается телепающийся за моею спиной злюка «Форс», словно мстя за то, что я перепоручил его работу другому оружию.

Не желая превратиться в совсем уж мёртвого нарушителя спокойствия, верчусь придавленной змеёю, передвигаясь почти на карачках, лишь бы только не попасть под этот смертоносный ливень.

К тому моменту, когда я окончательно достиг цели, то есть остановился перед лазом квадратного сечения, по которым в кино и на пароходах сбрасывают в прачечную бельё или на кухню — картошку, их набилось в помещение больше, чем речного малька в банку с хлебом.

Сильным рывком, с трудом дотянувшись до ручек, выдергиваю из-под рухнувших ящиков баул, привскакиваю… и брошенным камнем бросаюсь к этой разновидности «транспортёра». Уже почти ввалившись в него, успеваю нажать в левом кармане на почти такую же коробочку, что я так вовремя «позабыл» внизу…