Там, где начинается вселенная

Познакомились они около года назад. Вместе, в одном доме, не жили, но отношения сложились почти постоянные. С другими, до неё, у Сальваторе получалось иначе. Было просто общение, которое иногда становилось… более близким. Ничего серьёзного.

С Виторией у Брэтали нашлось немало общего. Но дело даже не в этом… Он сразу увидел в ней что-то такое, что стало ему небезразлично. Что-то особенное. Кажется, она тоже чувствовала так… Кажется. С уверенностью он утверждать не смог бы.

– Мы похожи, – сказала однажды Витория. – Мы оба ищем. И не находим. Потому мы и нашли друг друга. Но это не то, что мы искали, правда?

Да, это была правда.

Постояв ещё немного на набережной, они направились в Музейный собор. В исторических кварталах это была одна из самых красивых и необычных построек, посещать которую могли все желающие. Но отыскивалось таких желающих не много. Вот почему тут можно было найти редкое для мультиполиса уединение.

Брэтали заходил сюда и до знакомства с Виторией. Ему нравилось сочетание лёгкости и тяжеловесности, запечатлённое в архитектуре здания. Собор не выглядел жалким осколком прошлого. Остроконечные башни гордо и величественно возносились в неприветливое серое небо. Под сводами царили полумрак и тишина. Брэтали любил бродить здесь, разглядывая замысловатую резьбу, покрывавшую тёмные от времени стены. Любил смотреть на море и горы у горизонта через узкие стрельчатые окна. Витражи расцвечивали пейзаж яркими красками. И вдобавок напоминали о музыке. О «Кристалл роз», которых он так часто слушал в последнее время. Цветок на оконном витраже – символ группы. Недавно он даже купил майку с такой картинкой.

Как оказалось, Витория тоже нередко бывала в Соборе. Впервые встретились они не здесь, но приходить стали вдвоём.

Погуляв по залам и коридорам, они уселись на нижних ступенях лестницы, возле окна.

– Вит, – позвал Брэтали. Хотя и негромкий, но это был именно зов, как будто она не рядом, а на расстоянии от него. – Вит, ты знаешь Дэвида и Аспен?

– Дэвид… Тот парень, который был в субботу в клубе? И девушка с ним?

– Да, они. Мы с Дэвидом сейчас часто видимся. Вчера он говорил, они с Аспен… ну… стали жить вместе, поклялись быть верными друг другу и всё такое. А мы…

– Я тоже один раз поклялась, Брэтали. Поклялась никому никогда не давать никаких клятв.

– А я… думаю, я мог бы…

Витория тихо рассмеялась глуховатым, грудным смехом.

– Нет, сердце моё. Это всё настроение… В другой раз ты не сказал бы так.

Наверное, это тоже была правда.

– Разве мало того, что у нас есть? – продолжала Витория. – Вот если бы я умерла, ты принёс бы цветы на мою могилу? Ведь достаточно знать…

– Да, – не раздумывая, ответил он. – Синие ирисы.

– И я тебе. Алые розы.

Так они сидели ещё долго, а потом Витория обняла Брэтали, и он придвинулся ближе, склонив голову ей на плечо.

Она не принесла ему красных роз. Не пришлось. Но Брэтали сдержал своё обещание.

* * *

– Она ездила на мотоцикле, – произнёс Сальваторе, мыслями находясь там, в том дне. – Любила скорость. Знаете, мастер… она ушла, и иногда я думаю, что по-другому не могло быть.

– Почему?

– Не знаю, как объяснить. Просто… если бы всё продолжалось, мы искалечили бы друг друга своей любовью. Мы были слишком сильные. Оба. Вот так. Только… почему-то – она… не я.

– Зря ты считаешь так, Брэтали. Прошлого не изменить, но по-настоящему сильные тем и сильны, что могут позволить себе забыть о своей силе.

– Да, мастер… прошлого не изменить.

Сальваторе стоял, опустив голову. Человек, замерший на краю. Как никогда близко к краю.

– Я знаю, Брэтали, решиться нелегко.

Шэн поднялся и подошёл к нему. Чёрная ткань, которая закрывала лицо мастера, была точно преграда, разделяющая их – два разных мира.

– Иногда мы должны делать выбор. Потому что настоящее изменить можно, – сказал Шэн и откинул капюшон на плечи.

Брэтали невольно вздрогнул. Нет, мастер не прятал под покровом никакого уродства. Но слишком необычно было такое сочетание несочетаемого. Резкость в нижней части лица, усмешка человека, который знает недостатки мира и людей… И вдруг – глаза такого светлого, чистого цвета, какого бывает небо в ясный день. Нет – отражение этого неба в тихой прозрачной воде. Глаза, из которых, не переставая, льются слёзы, оставляя мокрые дорожки на щеках – там, где их обычно скрывает тень от капюшона.

– Так что ты решишь, Брэтали?

– Да. Мой ответ – да, – через силу произнёс Сальваторе. Шэн понимал, чего ему это стоило.

– Что я должен делать?

– Почему ты стал виртуальщиком?

– Что?

– Почему выбрал это занятие?

– Виртпространство… иногда помогает понять что-то о самом себе. Что-то… что за мыслями. А иногда – позволяет создавать что-то новое, полезное для других.

– Представь, что ты сейчас в виртпространстве.

Шэн положил руки на плечи Сальваторе. Тот инстинктивно отпрянул.

– Я не играю в эти игры, Брэтали, – улыбнулся психолог. – Никаких подвохов, правда. Ты поймёшь.