Там, где нас нет

Самое большое строение было постоялым двором – об этом говорил висевший над крыльцом треснувший кувшин. Горячий воздух переливался над трубой.

«Хоть кто-то живой», – подумал Жихарь и слез с коня. Дверь была распахнута настежь, тянуло песней на незнакомом языке. Да какой там язык – так, тоскливо мычал кто-то.

– Здоровы были, хозяева! – объявил себя богатырь.

За длинным, крепким и пустым столом в горнице сидели двое. Можно было бы назвать их красавцами, кабы не плоские круглые глаза вроде совиных.

Иссиня-черные бороды были тщательно заплетены в косички, волосы тоже торчали во все стороны завитыми пучками. Одета парочка была в просторные балахоны из зеленого шелка.

– У-у-у! – Они поднялись, и оказалось, что каждый вдвое выше и шире незваного гостя.

– Хлеб да соль, – растерялся Жихарь. Один из близнецов (а были они как раз таковы) показал на совершенно пустой стол и покрутил пальцем у виска.

– Проходи, коли пришел, – сказал другой. Слова он произносил медленно, с трудом, как будто отвык разговаривать. Первый захохотал, и у гостя отлегло от сердца: смеется – значит, не мертвяк. – Что бы тебе завтра прийти, – продолжал другой. – Мы бы тебя так уж накормили…

– Опомнись, – сказал первый. – Кто завтра явится, того уж и накормим.

И опять захохотал. Жихарь внимательно оглядел себя: не расстегнуты ли штаны, не болтается ли где какая завязка.

– Тогда я вас угощу, – радушно сказал он, доставая из мешка краюху хлеба.

Один из близнецов вышел из-за стола и прошлепал босыми ногами к двери, поглядел на Ржавого с Будимиром и вроде бы остался доволен. "Вернулся, извлек из-за печки кусок пергамента и письменные принадлежности.

– А, вы дорожное мыто собираете! – догадался Жихарь.

– Да, и мыто, и жарено, и парено… С этими словами оставшийся за столом близнец брезгливо смахнул краюху со стола.

– Князья такого не едят! – объявил он.

– А вы, что ли, князья?

– Мы такие князья, что тебе и не снилось, – сказал один.

– Мы Гога и Магога, – добавил другой и застрочил пером.

Жихарь подобрал с пола хлеб, обмахнул его рукавом, поцеловал и спрятал в мешок. Может, кистень сходить взять?

– Гога и Магога, – сказал он, – водились в прежние года, и то их потом Македонский под гору загнал.

– Все верно, – сказал один, скорее всего, Гога. – Пришлось нам временно отступить. Только недавно узнали мы, что твой Македонский надулся вина со снегом, застудил пузо и помер. Мы тоже кое-что соображаем.

– А за что же он вас гонял?

– Македонский-то? – оторвался от писанины Магога. – Конечно, за правду.

– За нее, матку нашу, – подтвердил Гога.

– Мы его в глаза мужеложцем именовали, – уточнил Магога.

Все трое залились смехом.

«Отчаянные ребята, вроде меня, – радовался Жихарь. – Вот бы мне их сманить в попутчики – с такими не пропадешь…»

– А переночевать у вас можно? – спросил он, отсмеявшись. – Дело-то к вечеру…

– Нет, переночевать уже не получится, не дотерпим мы до завтра, – сказал Гога. – Понимаешь, у нас эта деревня вся кончилась, дочиста – хоть шаром кати. Так что пошли на кухню.

От гнева у Жихаря даже хвостик на затылке встал дыбом.

– Вы что думаете, я стряпать буду? Я, богатырь?

– Что ты, что ты! – замахал руками Гога. – Богатыри сами никогда не стряпают!

– Вот иных богатырей самих, бывает, стряпают, – поднял голову Магога. – Нам ведь для людей ничего не жалко, даже самих людей. Зато завтра путник приедет – будет чем угостить!

С этими словами он развернул пергамент перед Жихарем. Жихарь буквы-то знал, а в слова их складывать всегда ленился. Но тут то ли страх помог, то ли дедовы ночные уроки сказались, да и написано было крупно:

СИВО ДНЯ ТРИ БЛЮДА

шшы с добрава моладца

канина пиченая

питух жариный

– А завтрашнего путника угостим – значит, и на послезавтра пустые не будем!

– хвастал Магога. – И послепослезавтра, и на пятый день. А как же!

Заведение закрывать нельзя, кушать-то все хотят…

Гога крепко схватил богатыря сзади за руки. Жихарь пнул сапогом назад и вверх, вырвался, кинулся к стенке и достал меч.

– Только подойдите! – сказал он. – Кишки выпущу, намотаю на поганое мотовило… И добавил растерянно:

– Всех убью, один останусь…

– А вот меч убери, – посоветовал Гога и пошел на него, широко расставив руки. – Ибо сказано, что не дано нам погибнуть от руки человеческой…

Македонский не управился же…

От души прокляв косорукого Македонского, Жихарь зажмурился и сделал свой неотразимый выпад. Меч брякнул и переломился у самой рукояти: то ли под зеленым балахоном были на Гоге латы, то ли сам Гога был не из людской плоти.

Магога между тем спокойно сидел за столом и украшал пергамент затейливой рамочкой.

Да, кистень остался притороченным к седлу, при богатыре был только недлинный нож. Но и от ножа толку не было – Гога лишь посмеивался, гоняя гостя из угла в угол.

– Ты бы лучше не бегал, – убеждал он. – А то невкусный станешь…

– В уксусе отмокнет, – не глядя, отозвался Магога. – Если ты, подлец, уксус не выпил…

– Как можно! – опустил руки Гога. Жихарь пырнул его ножом прямо в брюхо, но и брюхо было твердое. – Хватит, поиграли, – заключил Гога.