Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

– Знатьё бы – так сроду не пошел. В первую зиму кое–как замирились с кривлянами. Тесть–то мой и особенно теща названая, княгиня Апсурда, разнесли по белу свету, что княжну Карину–де силой приневолили. Хорошо, что уговорил Лю Седьмого перезимовать у меня.

Ой, хитер мудрец, мудер хитрец! Он им и Снегового Змея показывал, и огнями цветными стращал, а слова говорил весьма ласковые да вежливые. Семивражье мы поделили по–соседски.

– Ну и будь доволен, – сказал Мутило. – Последнее дело с родней в розни жить.

– Потом чайнец отбыл на родину – что–то там без него не ладилось. А летом пришлось нам снова туговато: Мундук–хан со своими степняками пошел в набег.

Пока мы мечами препоясывались да копья вострили, он уже пять деревень разграбил, не считая хуторов и заимок. Полетели мы вдогон, да степняков попробуй настигни! Но тут мой побратим Сочиняй–багатур им в потылицу ударил, прямо нам в лапы погнал. Мундук–хана удушили, завернувши в ковер, остальные к Сочиняю под руку пошли. Он теперь Сочиняй–хан! Договор с ним заключили честь по чести, да только случись в степи засуха – снова могут к нам полезть, не посмотрят и на договор… Степняки же… Не хан погонит, так голодуха…

– Я помню одну засуху, – сказал Мутило. – Я на дне лежу, а из воды нос торчит и все остальное…

Промочили горло, чтобы не было засухи.

– Тебе что ж, там и поговорить не с кем? – спросил водяной.

– А получается, что не с кем, – пригорюнился князь. – Окул Вязовый Лоб из кузни не вылезает, постоянно денег требует – из нашей–то руды не всякая сталь получается. Ругаемся до синевы. Беломор вечно своими делами занят…

Народ на дружинников жалуется. Я им толкую: не надо бояться человека с мечом! Нет, все равно пугаются…

– А жена?

– А что жена? Жена есть жена… – Жихарь пуще пригорюнился.

– Жена есть жена, – передразнил Мутило. – Надобно и за нее выпить… Э, самое–то главное не сказал: детки–то пошли у вас?

– Две дочки, – ответил Жихарь. – Нынче сына ждем. Непременно будет сын, все бабки говорят. Она у меня и разумница, и обращение знает, и понятия всякие, только ведь она природная княжна, а я…

– Нашел о чем печалиться, – хмыкнул Мутило. – Слава о тебе и под водой идет, до морей уже добежала.

– Слава – не родословие, – сказал Жихарь. – Она, Карина моя, то ничего, а то как возрыдает! Ищи, говорит, корни свои, иначе наследник безродный появится, настоящие князья у него живо отнимут вотчину!

– Глупости какие, – скривился Мутило. – Как это вы, люди, любите сами себе жизнь усложнять! Это бабские причуды – ведь и рыба с икрой, бывает, чудесит. Жен–то воспитывать надо – что на суше, что в омуте. Вон по моей русалке разве что печка не ходила, да и то потому, что не положено под водой печи складывать. Зато теперь по одной половице плавает. А сперва–то как причитывала: кабы не ты, изверг, говорит, была бы я теперь прекрасной ундиной в Бонжурии! Врешь, отвечаю: кабы не я, ты бы сейчас на Туманном Острове в холодном Несс–озере страшилой работала! Ей и возразить нечего…

– Богатырям женщин бить не полагается, – сказал Жихарь. – А князьям тем более. Мы ведь не мужики сиволапые!

– Вон ты как заговорил, – хихикнул Мутило. – А откуда же взялась поговорка:

«Князьями не рождаются – князьями становятся»?

– Становятся, это верно, – ответил Жихарь. – У князей ведь и ум устроен не как у прочих людей. Сам в себе замечаю перемены великие! Едешь, бывало, вдоль рубежа, глянешь направо, на родное Многоборье, и думаешь: «Это мое».

Глянешь налево, на соседскую землю, и вдругорядь мыслишь: «А ведь и то, если вдуматься, – мое же!» И страшно становится, и глядишь на себя, как на чужого человека, к тому же противненького… Блин поминальный, да как тяжело–то! Одна надежда – что сын вдруг возьмет и возмужает в один день. У меня такое уже бывало. Тогда сложу я с себя знаки власти, посажу его на престол, а сам поеду подвигов искать… Веришь ли – недели для себя не выкроишь! Ну, давай, за княгиню, за дочерей…

Они еще раз подняли чарки, опростали их и оба задумались.

– Хорошо, когда только сам за себя и отвечаешь, – продолжил богатырь свои страдания. – А тут об каждом думай! Это какую же голову иметь надо!

Чей–нибудь дитенок в яму сверзится – дура–мать не досмотрит – а ты мучаешься, словно сам виноват…

– Это оттого, что у людей в нагрузку к душе еще и совесть прилагается, – наставительно сказал Мутило. – То ли дело нам! Не хватало мне еще всякую икринку обихаживать, в улиткины заботы вникать! Конечно, когда среди рыбы замор начинается, надо что–то делать, так это же в редких случаях…

Чувствую, что не боятся тебя – отсюда и все беды.

– Я не Гога с Магогой, чтобы от меня людям шарахаться, – сказал Жихарь и чуть не заплакал.

– Ладно, что–нибудь придумаем. Будь проще – и люди к тебе потянутся! – важно сказал водяной черт, словно век занимался княжескими делами. – Как там Демон существует? Оклемался или нет?