Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

– А мне в баню нельзя, – всхлипнул Колобок. – Я там раскисну, стану квашня квашней… Ляля! Доля! – завопил он. – Которая из вас меня догонит, той и доверю пошить мне малиновый кафтанчик!

Он соскочил с коленей княгини и запрыгал к двери, звеня золотой цепью и сверкая зубами из того же металла желтого цвета.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Кур для жарения нужно брать молодых; старых можно использовать для варки или приготовления рубленых котлет.

Книга о вкусной и здоровой пище.

В этот день князь Многоборья остался не у дел.

Столенградские плотники сколачивали длинные столы и лавки для грядущего пира, вышивальщицы украшали свежевытканные холсты надлежащими узорами, молодежь обоего полу разучивала полагающиеся к торжеству песни и пляски, стряпухи прямо на улице готовили угощение в больших котлах, кабацкие служки выкатывали из подвалов поместительные дубовые бочки, а счетоводы во главе с Колобком тихонько щелкали костяшками и громко рыдали, подсчитывая затраты.

Симеон Живая Нога уже успел оповестить всех, кого Жихарь желал бы видеть на празднике, – никак не мог найти только Яр–Тура и Беломора.

Мальчишки, оседлавшие все крыши и деревья, высматривали прибывавших гостей, потому что многие из них добирались до многоборской столицы весьма чудесными способами.

Девчонки, предводительствуемые Лялей и Долей, развешивали на домах и заборах березовые ветви и разноцветные венки.

Молоденький домовой со своим дворовым пособником носились по терему и двору, всех торопили и понужали – не хотелось маленьким опозориться перед гостями.

Даже новорожденный сын князя, покуда безымянный, был занят самым важным делом: учился жить на белом свете, орать и яростно сучить ручками и ножками.

Отдыхала только княгиня Карина, и повивальные бабки, шнырявшие вокруг княжеской бани, тревожились, что спит она слишком долго.

Один Жихарь пребывал одновременно в радости, тревоге и безделье. Тревога не отпускала его уже много дней, радость прорезалась вместе с первым воплем младенца нынешней ночью, а безделье было вынужденным – кому бы богатырь ни подряжался пособить, все его вежливо отгоняли, приговаривая, что не княжеское это дело.

Княжеских дел в этот день не было и не могло быть. В такой день и могущественный государь, и простой землепашец равны, потому что на белый свет явился тот, кому суждено либо продолжить отцовский путь, либо круто повернуть в сторону.

Когда человек рождается, возле бани, где это обычно происходит, обязательно крутятся три Суденицы – старуха, средолетка и юная девица. Они решают меж собой, сколько человеку суждено прожить, кем в жизни быть и как помереть.

Редко кому удается подслушать этот приговор: матери с отцом не до того, а постороннему человеку до чужой судьбы дела мало, да и опасное это занятие:

оскорбленные Суденицы могут заметить его и отнять язык.

Колобок же был и не человек, и не посторонний – он всю ночь подстерегал Судениц и успел–таки услыхать про долгий век княжеского сына прежде, чем был обнаружен. Заклятья Судениц на Гомункула не подействовали, так окаянные бабы пинками прогнали обнаглевшее, как они выразились, хлебобулочное.

– Все–таки лучше, чем ничего, – похвалился разведчик, отряхивая малиновый кафтанчик.

– Ты бы хоть цепь снял, – попенял ему богатырь. – Они же не глухие, враз тебя и раскрыли…

– Ага, чтобы Кот с Дроздом ее похитили! Ничего, другие и века своего не ведают…

А с утра и Колобок нашел занятие, и остался Жихарь один.

Он сидел на берегу пруда и смотрел, как плещется в воде конь Налим – тот умел мыться без помощи человека.

Сына богатырю сунули в руки только на краткое время, чтобы всенародно признал дитя своим, а потом сразу же утащили в теплую баню, к спящей матери.

Из гостей прибыл пока что один Сочиняй–багатур – его табуны в поисках высокой травы прикочевали к лесному порубежью, и это было во благо обоим народам – степняцкие стада тучнели, а многоборские границы обрели дополнительную защиту.

Сам певучий побратим Жихаревых переживаний не понимал и понимать не хотел, потому что сыновей этих у Сочиняя получилось даже с избытком – хватило бы только степи для всех. Вечный воспеватель девичьей красоты относился к появлению наследников примерно так же, как к овечьему окоту. Что и побратиму советовал.

Сочиняй и так, и этак пробовал развеселить богатыря, но потом плюнул и пошел к новому приятелю, Рапсодищу, чтобы поделиться с ним высокими песенными замыслами и потягаться в силе голоса. Но при первых же звуках состязания повивальные бабки прогнали певцов как можно дальше, в густой садик, откуда время от времени доносились до Жихаря то истошный визг, то мрачное гудение, то вопль предсмертный лопнувшей струны.