Там, где Небеса

– Сама ты дура, – обиженно загундела лучшая подруга, – я для неё понимаешь стараюсь, "жопу рву", а она, вместо благодарности…, реально, ты дура, Машка, такой мужчина! Такое приключение могло бы быть, а она!

– У меня же Сергей, Анютка! – простонала почти как от физической боли молодая женщина, пытающаяся воспоминаниями о муже и дочери заслониться от неотступно преследующего её образа.

– Ну как хочешь! Нет – так нет! – категорично резюмировала Рената шлепая ладонью по ночнику выключая его, – на нет и суда нет, – договорила после мяукающего зевка заворачиваясь в одеяло и отворачиваясь к стенке.

– Доброе утро, – не глядя на просыпающуюся подругу, проговорила, почти не спавшая всю ночь Маша, сидя на постели и смотря в рассветающее окно, – какой там номер телефона? Я так то, конечно ничего не собираюсь…, так, просто на всякий случай…

– Конечно, конечно, – затряслась от смеха мгновенно проснувшаяся Рената, – а никто, и ничего такого и не думает! Просто так! На всякий случай!

Подскочив с постели, не переставая хохотать, включив свой телефон, отыскав и показав подруге контакт:

– Вот – нате ВАМ! НА ВСЯКИЙ СЛУЧАЙ! Ой, я щас прям обоссусь! – прореготала запахивая халатик и выбегая в коридор.

Маша лежала без сна таращась глазами то в непроглядную темноту, то в светящийся экран телефона, на котором с утра, абоненту "охрана", "болталась" неоправленная смс из одного слова.

Наконец, окончательно решившись, чувствуя себя то ли взлетающей вместе с кроватью вверх, то ли падающей вниз, глубоко вздохнув и выдохнув, нажала "отправить". И тут же, в изнеможении, уронила руки вдоль тела. Полежав с полминуты в каком-то трупном оцепенении, опомнилась и всхлипывая:

– Ой, Господи, мой Господи! Что же я делаю? Что я делаю?

Резко вскинула правую руку с телефоном к лицу намереваясь всё исправить, удалить сообщение, но было уже поздно, телефон вздрогнул, булькнул и на засветившемся экране появилось:

– Здравствуй, Маша!

Она вышла к нему через три ночи лихорадочной, болезненно сладостной переписки. Прокравшись, как воришка, по спящему корпусу летнего детского лагеря, благополучно миновав подрёмывающую ночную вахтёршу, открыв переданными им, через Ренату, ключами запасной, аварийный выход, спустилась по разваливающейся от старости лестницы со своего второго этажа вниз и УПАЛА в объятия нетерпеливо подрагивающего Максима.

– Ой, что я делаю?! Зачем?! – рванулась Маша после жаждующе бесконечного поцелуя, будто и в самом деле намереваясь "остановиться".

– Машенька, – просящим, умоляющим почти детским, подростковым голосом просипел "скоропалительный воздыхатель", – не уходи! Пожалуйста!

– Да куда ж я от тебя? – сквозь слёзы рассмеялась Мария, приникая к нему всем своим дрожащим телом, – всё пришла уже, значит ТВОЯ…, пошли…, пошли к тебе.

– Какой ты у меня неумелый, – посетовала спустя неделю Маша, – всё тебе говорить и показывать надо…, ОЙ! —тут же испуганно приникла к нему и оцепенела от страха, а вдруг он её попрекнёт чрезмерной многоопытностью.

– Да я как-то всё, – как и не поняв ничего, не обратив внимания, извиняющееся пожал плечами Максим, – всё по гарнизонам и "в деле". А там все бабы, либо верные жёны, либо такие шалавы с которыми и связываться не хочется. Нет, конечно же были у меня женщины. Но каждый раз совсем ненадолго. На раз или два меня с ними "хватало". А потом, почему-то, противно становилось, отвращение к ним появлялось…

– А со мной?! – требовательно впилась в него взглядом в рассветном полумраке Маша.

– А с тобой нет, – счастливо заулыбался ей в ответ Максим, – ты для меня с каждым днём…, то есть с каждой ночью, всё желаннее и желаннее…, я ведь тебя в первый же день заприметил, а ты на меня "ноль эмоций"…, а я, как тебя увижу, так весь день как праздник…, ты же, Машенька, вся такая, как из солнца и ветра…

– Ох, Максимушка! Не надо, – сладострастно застонала Маша, – замолчи пожалуйста, а то когда ты так говоришь, у меня всё прям горит внутри, того и гляди "дым из ушей повалит", "пожежа" прям внутри, особенно здесь, – беря его руку и прижимая её ладонью к низу своего живота.

– Сейчас "потушим", – уверенно пообещал "бравый пожарник", заключая в объятия, задыхающуюся, как от спринтерского бега, Свою Женщину.