Там, где оживают пески (СИ)

Наемник бесшумно пересек двор, стараясь держаться в тени (на всякий случай). Попутно он отметил про себя, что тандыр был еще горячим, а, значит, там наверняка должны были быть лепешки, которые заботливая хозяйка оставила в печи, чтобы подать их теплыми к завтраку. При мысли о свежих лепешках в животе призывно заурчало. Змеелов не ел с самого обеда, так что не смог удержаться от искушения открыть печь и достать теплую, истекающую растопленным маслом лепешку, которую с удовольствием съел, полагая это платой за причиненный моральный вред. Затем еще раз огляделся, затем подкрался к загону и заглянул внутрь. Там мирно почивали козел и пара упитанных коз. Змеелов хитро улыбнулся и тихонько открыл ворота загончика настежь. После этого, хотел было ретироваться, но был остановлен внезапным шумом. Он метнулся в тень лимонных деревьев и затаился, однако быстро понял, что шум доносился сверху. Змеелов поднял голову и обнаружил, что на дереве устроилась стайка пустынных голубей. Эти птички были намного крупнее своих собратьев, которых в царстве Дияла повсеместно использовали для отправки писем, и, скорее, напоминали размером небольшую курицу. О ее вкусовых качествах мнения людей Пустыни менялось. В голодные годы, когда, бывало, целые города оказывались под угрозой вымирания, наглая, привыкшая к людям птичка становилась желанным гостем на столах горожан. Однако, стоило мору отступить, как люди и думать забывали о ее жестком мясе со специфическим ароматом. Так что пустынные голуби повсюду считались скорее вредителями, чем «птахами Великой Матери», и не только потому, что имели склонность обклевывать плоды в садах зажиточных людей, но и потому, что на месте их трапезы после этого оставалось огромное количество кучек известного происхождения с на редкость неприятным въедливым запахом.

И тут Змеелову пришла в голову шальная мысль. Он даже тихонько рассмеялся, представив себе результаты своей проделки. Наемник тихонько вернулся к тандыру, открыл его и достал оттуда пару больших еще теплых лепешек, пропитанных растопленным маслом, раскрошил их и щедро обсыпал крошками все пространство перед домом обидчика. Затем как следует тряхнул лимонное дерево, переполошив задремавших там голубей, и перемахнул через ограду. Еще раз оглянувшись, Змеелов улыбнулся, видя, как взлетевшие было голуби стали садиться на двор, и с чувством выполненного долга отправился в сторону Глотки Дэва. Теперь можно и поспать немного.

То утро выдалось для почтенного Анбу явно недобрым. Ибо началось оно раньше обычного с громогласных воплей его супруги, доносившихся со двора. Грозная женщина, выражая свое неудовольствие, умудрилась смешать высокохудожественные проклятия именем всех богов с площадной бранью, с виртуозностью, которой бы позавидовал самый маститый поэт. Анбу поспешил во двор, дабы увидеть причину столь явного неудовольствия его дражайшей половины, а увидев, выдохнул проклятие столь непристойное, что скромный автор не решается его здесь привести. И было, отчего впасть в уныние: тандыр стоял открытый и выстуженный, весь двор засыпан крошками того, что должно было стать их завтраком, вперемежку с тем, от чего этот самый завтрак исторг бы даже самый крепкий желудок. Картину разрушения дополняли распахнутый настежь загон и козы, меланхолично жевавшие необъятные шалвары его жены.

— Анбу, проклятье моей жизни, как ты мог забыть закрыть вчера загон с козами?! — намахнулась на него досточтимая супруга кулаками, так и не найдя, на кого еще излить свой гнев.

— Джанечка моя, не нервничай так — кротким умоляющим голосом попросил несчастный, втягивая голову в плечи. — Клянусь, весь этот бардак устроил не я…

Глава 6

Когда Змеелов открыл глаза, утро уже было на исходе. Бабушка Нур готовила обед, а Тия игралась с обезьянкой. Он поднялся с постели, и, пожелав ей доброго утра, вышел на двор, где ополоснул лицо водой из бадьи и размял затекшую ото сна спину. Бабушка Нур, стоя около тандыра, понаблюдала за ним какое-то время, а затем заговорила:

— Ты долго спал, наемник. Как себя чувствуешь?

— Чувствую я себя замечательно — радостно рассмеялся тот, припомнив ночную проделку. — И все благодаря тебе, бабушка. Спасибо.

Та помедлила, посмотрела в сторону лачуги, а затем внезапно подошла вплотную к нему и тихо спросила:

— Ты уйдешь завтра на рассвете?

— Да, бабушка, не переживай. Я уйду этой ночью перед рассветом. — веселость вмиг соскочила с наемника он, внезапно, понял, что уходить отсюда ему будет жаль.

— Не говори Тии, ладно? Она начала привязываться к тебе, и ей эти проводы будут совершенно лишними — смущенно попросила старуха, опустив глаза.