Там, где престол сатаны. Том 1

Номер Боголюбовых незваные гости покидали по-разному.

Первым, само собой, вслед за тетрадкой выскочил Марлен, он же Епифанов Федя, и уже из коридора пообещал не на жизнь, а на смерть бороться с попами как словом, так и делом. «До полного искоренения!» – безумно кричал он, нагибаясь за драгоценной рукописью и едва не валясь при этом на покрытый войлоком пол. Бывший столяр, хлебнувший еще раз, удалялся почему-то на цыпочках, раскинув руки наподобие крыльев и утверждая, что он свободен как птица. Товарищ Рогаткин не проронил ни слова, но маленьким своим ртом улыбнулся на прощание так, что у о. Александра от ужаса заломило в висках. Ванька же Смирнов напророчил всем Боголюбовым, что в скором времени побегут они из Сотникова, будто клопы, – и вроде клопов будут искать себе по всей России щель, в которой можно было бы им схорониться от справедливого возмездия прозревшего трудового народа. Но напрасно!

Он встал на пороге с прижатой к груди бутылью зеленого стекла и объявил, что все дело в Кольке. Колька отрекся – и ему, Ваньке, запала в башку дурацкая мысль, что, может, и остальные Боголюбовы на том же пути. Он с ненавистью и сожалением покачал головой. Ошибся! «Теперь, как клопов», – повторил он и крутанул носком ноги, показывая, как будут давить в граде Сотникове и по всей России священников Боголюбовых.

Безмолвного доктора с закрытыми глазами, но в пенсне вывел в коридор и аккуратно прислонил к стене о. Петр.

Старец Иоанн Боголюбов волновался и спрашивал у сына, не упадет ли, не дай Бог, Антон Федорович.

– Не упадет, – коротко и сухо отвечал о. Петр.

8

Ночью о. Александр вышел из гостиницы.

Справа от него спускалась вниз, к въездным воротам узкая улица, слева высилась колокольня со Святыми Вратами. Не видно было ни неба, на котором лишь кое-где вдруг приоткрывался лоскут черного бархата с приколотой к нему сиреневой звездочкой, ни верхнего яруса колокольни – все скрывал густой, косо летящий снег. На противоположной стороне, в гостинице для простого люда сквозь белую завесу о. Александр едва различал слабый свет в окне второго этажа.

Бодрствует кто-то.

Стоит на молитве.

Плачет о старце.

Иль пишет стихи.

Засмеявшись наивности сложившихся строчек, он ощутил прилив небывалой легкости и уверенности в собственных силах. Великое служение несомненно предстоит ему. Дивным образом соединятся в нем два поприща: иерейское и поэтическое. В веянии ветра и шорохе падающего снега потрясенной душой он предугадывал грядущие к нему из вечных источников света небывалые образы и, чувствуя подступающие к горлу счастливые слезы, благодарил Господа, отметившего раба своего трудным избранничеством. Боже мой, думал он, медленно шагая к Святым Вратам и нарочно подставляя лицо под обжигающие холодом уколы летевшего навстречу снега. Недаром томил Ты меня сегодня ожиданием чуда!

Из нависшей над Шатровом белой мглы поплыли долгие низкие звуки. Били часы колокольни. С третьим, последним их ударом пройдя Святыми Вратами и подивившись отсутствию обыкновенно стоявшего здесь монаха со свистком и колотушкой, вместо которого висела на крюке одна лишь вывернутая овчиной наружу огромная шуба, о. Александр приблизился к Успенскому собору. Тревожный яркий свет внезапно вспыхнул у него за спиной, осветив массивные двери собора с кольцами, продетыми в ноздри двух свирепых львиных ликов. Он оглянулся. Некто в шубе стоял перед ним с фонарем в поднятой руке.

– Опусти фонарь, – попросил о. Александр, заслоняя глаза. – Ты где был? Я тебя не видел. Опусти же фонарь, тебе говорят!

Шлялся неведомо где.

Но не буду с ним пререкаться.

Смиренный иерей Александр испытывает настоятельную потребность сей же час помолиться у раки преподобного Симеона, дабы испросить у святого старца духовной поддержки в предстоящем сему иерею великом подвиге.

Сторож, отвори. Именем Господа нашего Иисуса Христа тебе приказываю меня в собор впустить.

Но странные и страшные слова услышал он в ответ. И голос, как две капли воды похожий на козлиное блеяние, но вместе с тем с пугающей точностью воспроизводящий злобную скороговорку Ваньки Смирнова.

– У меня на твой приказ есть команда дать отказ! – со злобным удовольствием проблеяла шуба.

«А шуба-то навыворот», – обмер о. Александр. А тут еще из пустого ее рукава прямо в его руки порхнула бумага.

– Вот тебе и документик, – сопроводил ее мерзкий голос. И добавил: – Я тебе посвечу.

Огонь фонаря высветил бумагу и размашистое слово на ней: «Отказать». А также подпись, исполненную красивым, четким почерком прилежного писаря – с наклоном вправо: «Товарищ Рогаткин». С невыразимой тоской о. Александр поднял голову к небу, скрытому от его глаз белой пеленой падающего снега. Неужто не придет ему на помощь хотя бы кто-нибудь из ангелов?!

Дверь собора скрипнула, он обернулся.

Невысокого роста старичок в черной скуфейке, с котомкой за плечами и посохом в правой руке, спустившись с паперти, быстрым мелким шагом шел к Святым Вратам. На левую ногу он заметно хромал.

«Уходит», – подумал о. Александр.