Там, где престол сатаны. Том 1

– Ну вот и слава Богу, – легко сказал о. Александр и благословил собравшихся за его семейным столом. – Мир всем!

– И духови твоему! – первой басовито ответила мать Марфа и первая же с удивлением спросила: – А куда ж ты, батюшка, отправился, на ночь глядя?

Отец Александр отшутился, указав на ярко-синее, чуть потемневшее небо.

– Ты, Марфа, лет с полста назад только гулять, небось, выходила в эту пору!

– Я, батюшка… – собралась было ответить бывшая казначея, что в эту пору с тринадцати лет она почитай каждый день выстаивала всенощную, а потом помогала убираться в храме, но Нина ее перебила.

– Ты, в самом деле, далеко ли?!

– Ниночка… – кротко начал он, но и мужу не дала она сказать слова.

– Чт'o Ниночка! Ты пойдешь и не вернешься, а Ниночке тут пластаться с тремя девчонками! Петр затеял, – бросила она негодующий взгляд на Анну, – а ты не лезь!

– Ниночка, – с той же кротостью сказал о. Александр, – ты разве забыла, что мы с Петром одного отца дети? И что отец наш – в тюрьме?

– Так он из-за братца твоего в тюрьме! – в голос завопила Нина. – Я дочерей… всех трех… и Ксюшеньку… – рыдала она, – сейчас позову… и чтоб они на колени перед тобой… И я! – и, опустившись на колени, она обхватила ноги о. Александра. – Ради Господа и Пресвятой Его Матери… Саша! Не ходи ты туда!

Он тоже встал перед ней на колени и, обняв ее, поцеловал в мокрые от слез глаза.

– Ненаглядная ты моя… Ты дома посиди с Аннушкой, Марфой и девочками и меня подожди. И не волнуйся. Я, может, с папой и приду. И мать Лидию отмолю. Вот увидишь.

6

Быстро, быстро шел, почти бежал о. Александр, придерживая рукой наперсный крест и молчаливыми кивками отвечая на поклоны встречных прохожих. Кто-то, озираясь, подошел под благословение. «Во имя Отца и Сына и Святого Духа», – бесчувственно произнес о. Александр и побежал дальше – в центр града Сотникова, к двухэтажному особняку с двумя колоннами, подпирающими балкончик в железных кружевах.

Еще вьюношей, то бишь неженатым студентом, был он однажды вместе с папой в этом доме у господина Козлова, ныне проживающего в Париже, то ли на Светлой Седмице, то ли в Духов День по особенному приглашению для собеседования с городской интеллигенцией по вопросам веры и неверия. Чай разносили. На отдельном столике высились бутылки. Папа попросил к чаю рюмочку кагора, сынок же его, осмелев, хватил шустовского коньячка, после чего независимым взором обвел присутствующих. И Боже мой! Какое чудо узрел он, скромно сидящее в углу залы! С небесным взором, темной косой, через плечо переброшенной на грудь, и, главное, с тем трогательным и милым выражением нежного лица, которое вызвало в душе молодого человека непередаваемое смятение чувств, граничащее с безумным желанием подойти к ней и, как в омут головой, произнести всего три слова: «Я вас люблю». Признание, однако, было отсрочено, но зато возникла решимость нынче же вечером преподнести ангелу стихи. Я помню чудное мгновенье… В этом духе. Убедившись, что папа поглощен беседой с хозяином дома и директором банка, слывшим убежденным атеистом, студент духовной академии плеснул себе еще добрую толику шустовского, проглотил, опалил глотку, потянулся за какой-нибудь закуской и краем уха услышал беспечную болтовню двух ему незнакомых и явно нездешних ловеласов, обсуждавших прелести его ангела! Он их испепелил уничтожающим взором. Они, честно говоря, даже не заметили праведного огня в очах молодого Боголюбова. «Хороша хозяйская дочь», – подытожил один. «А хозяйская дочь не ходи гулять в полночь», – промурлыкал другой. Ангел, стало быть, не просто ангел, но еще и дочь, и наследница господина Козлова, владельца несметных, по сотниковским представлениям, богатств. Известие это потрясло студента. Твердыми шагами он приблизился к столику с бутылками и после третьей чары коньяка с горечью прошептал о себе в третьем лице: «И молодой попович, пыл смирив, на ангела с тоской глядит. Так ночью сын земли убогой зрит в небе райские чертоги…»

Со ступенек бывшего особняка господина Козлова лениво поднялся часовой и винтовкой преградил дорогу о. Александру.

– Куда?

– Сюда, – ему в тон ответил о. Александр.

Часовой, курносый крепенький мужичок лет тридцати покачал белобрысой, коротко стриженой головой (фуражка заткнута была у него за пояс).

– Ты, поп, чего-то спутал. Здесь не церква.