Там, где престол сатаны. Том 2

– Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым.

– Христос?

– Апостол Павел.

– Все равно чушь. Не для того сочинял ваш патриарх эту бумагу, чтобы она истлевала в тайнике. Всплыть и взорваться – вот ее цель. Вы те края хорошо знаете. Где он ее мог спрятать? Кому отдать? Помогите. Чем черт не шутит, может, и я вам помогу… Будет вам не со святыми упокой, а всего каких-нибудь десять лет в здоровом сибирском климате. Жизни!

– Вы, гражданин следователь, из меня какую-то ищейку хотите сделать, ей-Богу. Где спрятал? Да где угодно. У себя дома…

– Перешерстили от крыши до подвала.

– В церкви…

– Даже алтарь с места сдвинули. И этот… как его… анти…

– Антиминс.

– Вот-вот. И его вспороли.

– Бога вы не боитесь, гражданин следователь.

– Да не бога надо бояться, а Советской власти! Ну, где?! Где он мог эту дрянную бумажку припрятать?!

– В Юмашевой роще… В дупло какое-нибудь положил или закопал. В деревеньке на том берегу Покши, в Высокой… В монастыре…

– В Сангарском?

– Может, и там. Возможно, в Рождественском женском…

– В Рождественский он не сунулся бы. Там в ту пору отряд стоял. А в Сангарском все кельи обшарили.

– Иголку в стоге сена ищите, гражданин следователь. Зря вы себя и людей мучаете. Время наступит – все обнаружится. Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным…

– Глагол неверно употреблен, гражданин Жихарев. Сделалось – это как бы само собой. А в нашей грамматике такой формы нет. Есть другая: сделаем! Сделаем мы эту тайну явной, будьте уверены.

– Вам, гражданин следователь, Библию не помешало бы прочесть. Там сказано – в Притчах, если не ошибаюсь: придет гордость, придет и посрамление.

С опустошенной душой спрашивал себя Сергей Павлович, закрыв дело епископа Валентина с приговором в конце и справкой о его исполнении: разве имеет право на жизнь страна, без малейшей жалости убившая такого человека и постаравшаяся истребить даже память о нем? разве нет прямой и закономерной связи между ее бесконечными провалами и потрясениями и неоплаканными ею покойниками? разве не противоестественно само стремление людей к беспечальному житью-бытью, если с безмолвной укоризной день и ночь не спускают с них слепых своих очей кроткие мученики, погубленные святые, безответные страстотерпцы? и разве шум жизни вправе заглушить взывающие к нашей совести голоса из могил?

Гроза отгремела, дождь еще накрапывал, но в подвале посветлело. Едва доносилось свистящее шуршание шин по мокрому асфальту. Читать что-либо еще у него не было ни сил, ни желания. Из груды лежащих перед ним папок он выбрал самую тонкую, нехотя потянул ее к себе, открыл, перелистал и на внутренней стороне обложки обнаружил приклеенный к ней конверт с вложенными в него рукописными страничками. Вздохнув, он их вытащил. Всего оказалось три исписанных с обеих сторон крупными буквами листков из школьной тетрадки в линеечку. Невидящими глазами он долго смотрел на них. Потом его зрение прояснилось, и с похолодевшей от внезапного предчувствия душой он прочел: Покша. Чуть ниже написано было: Сангарский монастырь. Страшась читать дальше, он поспешно прикрыл листки ладонью. Чего бы ради в двух подряд делах встречается ему упоминание о монастыре, причем в первом случае именно как о месте, где Петр Иванович мог скрыть Завещание Патриарха? Какой даже самый трезвый ум не поколебался бы, столкнувшись с подобным совпадением? И не означало ли это неоспоримое указание ему свыше искать в Сангарском монастыре? Но ведь они все кельи обшарили и ничего не нашли. Пустое. Находит не тот, кто ищет со злобным умыслом. Кто ищет мрак – во мраке и блуждает. Кому нужен свет – найдет его и во тьме. Господи милосердный, неужто – там?! Он убрал ладонь с листков и закрыл папку. На серой обложке с тремя штампами посередине и четвертым – на самом верху: «Совершенно секретно», черными чернилами почерком отменного писаря, вполне возможно, еще старой школы, удерживающего руку от «ятя» и точки над столбиком, некогда обозначавшим букву «и»: «Дело N 12136 по обвинению Блохина Алексея Михайловича (иеромонах Адриан)».

Сергей Павлович принялся читать. Итак: монах. В каком из тысячи с лишним российских монастырей был насельником этот славный священноинок? Еще не скользнув глазами по строке с ответом, Сергей Павлович загадал: если в Сангрском, отправлюсь в Сотников. Расценим это как подсказку благосклонного Неба – благосклонного, впрочем, не благодаря моим личным достоинствам, каковых у меня раз-два и обчелся, а достоинствам, попечению и заботам деда Петра Ивановича и старца Симеона, радеющих об удаче моего предприятия.

– Блохин Алексей Михайлович – монах Сангарского монастыря, Сотниковского уезда, Пензенской области.

– Ну, – спросил он у себя, – чего тебе еще надобно, старче?