Там, где престол сатаны. Том 2

Какие небеса? Какая любовь к врагам? Какое отвержение мира и всего, что в мире? Не для него. Глубина разочарования Иуды в Учителе была равна глубине его любви. Вряд ли он был дурным человеком, которого Иисусу надо было остерегаться, о чем в своем рассказе написал знаменитый писатель Андреев. И вряд ли он был вор, как говорит о нем любимый ученик Христа, апостол, евангелист и тайновидец. Да, он пожалел драгоценное миро, которым Мария помазала ноги Христу.

Однако и другие ученики, по свидетельству Матфея и Марка, говорили между собой – в точности как Иуда: к чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более, чем на триста динариев, и раздать нищим. Зная это, можем ли мы беспрекословно согласиться с Иоанном, который ставит на презираемом и ненавистном предателе второе клеймо: Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор? Вор? Но ведь бросил он тридцать сребреников в храме, сказав: согрешил я, предав кровь невинную! Но ведь пошел и удавился! Ибо он предал Того, Кого любил. В его сердце дьявол боролся с Богом – и победил.

Он предал, он совершил дьявольское дело – и сатана сию же минуту его оставил, как с презрительно-довольной усмешкой и чувством выполненного долга (если подобным образом можно выразиться о враге человеческого рода) покидает он всякого, кого обольстил, совратил и заманил на путь лжи, убийства или предательства. В опустевшую душу Иуды вошло безысходное отчаяние. Ах, дорогие мои! Велика тайна предательства сего, и, может быть, напрасны наши поползновения в нее проникнуть… Знаем, однако, что через него свершилось то, чему совершиться определено было свыше. Но спрошу вас: кому из нынешних иуд ведомо раскаяние? Кто, не выдержав мук совести, наложил на себя руки? Кто с великим воплем и горькими слезами втоптал в землю полученные ценой отступничества премногие блага? Известно вам, что был у меня брат Николай, в нашей церкви служивший диаконом. Град наш невелик весьма, все мы друг у друга на виду, и вам должно быть также известно, как любил и пестовал Коленьку папа, протоиерей Иоанн, убитый злодеями в Юмашевой роще, как не могла надышаться на него, младшенького из трех ее сыновей, мама и как мы с Александром, сего храма настоятелем и старшим братом, оберегали младшего от соблазнов и неверных шагов. Знаете ли вы, что он отрекся от полученной им через законное рукоположение благодати Святого Духа? От Бога и Сына Божия, ныне преданного Иудой в руки мучителей и палачей? От кровных своих? Знаете ли, что он отправился к нынешним коммунистическим первосвященникам и лютым гонителям Церкви и стал их цепным псом? Ведомо ли вам, что он, брат мой родной, терзал меня побоями, жаждой, лишением сна, дабы я, подобно ему, отрекся от веры и сана и выдал?.. Голос о. Петра пресекся, глаза увлажнились. Общий вздох сострадания явственно послышался ему.

– Отец Петр, батюшка, – столь же явственно услышал далее он, – в семье не без урода. Не тоскуй, не рви сердца!

– Спаси вас Христос на добром слове, – отвечал он. – Помолимся теперь. Ныне у нас Великая среда и Литургия преждеосвященных даров. Вот и дарохранительница, – указал он на кружку, – а в ней – тело и кровь Спасителя и Господа нашего, Иисуса Христа. Помолимся!

Мог ли он знать, сколько еще отпущено ему времени жизни? Последняя ли это его Литургия? Последнее ли причастие? Быть может, уже идут за ним, чтобы предать смерти.

Он прислушался. Тихо было за железной дверью, не слышен был в коридоре грохот сапог посланной по его душу стражи. Мучительным сном забылась тюрьма. Черное небо видел он в зарешеченное мутное оконце, горящую холодным огнем луну, покрытую снегом вершину далекой горы.

Вся земля – храм Божий. Но в храме разве есть место тюрьме? Колючей проволоке? Вышкам с часовыми на них? Нет конца вопросам. И один на все ответ: пока ваш свет – тьма, не будет вам иной жизни. Господу помолимся. Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа… Дай мне, Отче, глядя в небо, со слабой улыбкой промолвил он, сил – как дал Ты Сыну Твоему – без хулы и ропота вынести мою Гефсиманию. Молил бы Тебя, чтобы не пить мне из этой чаши, но, впрочем, не как я хочу, а как Ты. Да направляет меня во всем святая воля Твоя – мысли мои, чувства, слова и дела.