Там, где престол сатаны. Том 2

Он посетил собрание молодых (до тридцати пяти лет) православных священнослужителей, душой и светочем которого, по словам г-жи Нарочницкой, был диакон Антон Краев, подающий большие надежды богослов и философ, с жиденькой, правда, бородкой, навевающей мысли о Китае и китайцах, долгими веками тщетно пытающимися сравняться брадатостью с исконно русским человеком; и задом, весьма напоминающим женский, особенно в те часы, когда вместо подрясника отец диакон надевал спортивные брюки и усаживался на велосипед, дабы ездой на нем поддерживать здоровое тело как вместилище здорового православного духа. Много в тот вечер набилось народа в зал приемов Отдела церковных связей в Кирилловом монастыре, и званые, и незваные – все сошлись поглазеть на Максима Михайловича, о котором, кстати, в Москве уже было известно, что он никогда и никуда не является с пустыми руками. Не изменил он своему похвальному обычаю и на сей раз. Собравшиеся в монастырском дворе богомольцы отметили, что с первым ударом колокола (близилась вечерня) в широко распахнутые кованые ворота вполз черный «Мерседес» с черными же стеклами, за ним потянулись, едва находя себе место, набитый снедью грузовой «Вольво», пикап с коробками французского вина, как белого, так и красного, водкой «Абсолют», в шведском происхождении которой не могло быть ни малейших сомнений, отборным армянским коньяком, надежнейшим образом застрахованным от гнусных фальсификаций, и микроавтобус с двумя поварами-африканцами, пятью длинноногими барышнями-официантками и прочей обслугой. Трое молодых послушников, встав у дверей, принялись заворачивать тех, кто не обладал пригласительным билетом, но вскоре были стиснуты и едва не растоптаны валом валившей разгоряченной толпой. Тут как раз вышел из «Мерседеса» г-н Генералов и властно махнул рукой. Однако. Что сей жест означал? Впускать только званых? Отворять двери лишь избранным? Следить в оба, дабы не прорвались любители дармовых угощений, умельцы крепко выпить и хорошо закусить за чужой счет, презренные халявщики, как с недавних пор стали называть их в Москве? О нет, нет. Всех страждущих, всех жаждущих, всех постившихся вынужденным постом от скудости нынешней жизни и всех вкушающих от обильного стола, всех желающих лицезреть Максима Михайловича и удостоиться хотя бы краткой беседы с ним – всех велел он привечать словами дружеского привета, искренней радости и сердечного гостеприимства. Приидите ко мне, обернувшись к богомольцам, дивившимся на кортеж машин и столпотворение у дверей, громким голосом звал Максим Михайлович, и аз напитаю всех. Насладитесь светлым торжеством, обильною пищей и добрым вином. Кто здесь сирота? Кто вдовица? Кто страждет болезнями и печалями? Кто изнемогает от трудностей и невзгод? Приидите все в мою радость и примите от меня мзду веселия, трапезу праздника, тельца упитанного и полную чашу! Всех одарю: и трудившихся, и праздных, и преизбыточных, и не имеющих, где преклонить главу!

– Не надо, выше высокопреосвященство, – приблизился к нему один из устроителей. – А ну как они хлынут? Зал не резиновый.

– У вас там еще зал, – заметил г-н Генералов, ни разу, кстати, в Отделе церковных связей не бывавший, но, возможно, воспользовавшийся доброжелательными наставлениями Клавдии Феоктистовны.

– Там только для почетных гостей! – в сильном волнении воскликнул устроитель, но был сразу же успокоен однимединственным словом, слетевшим с уст Максима Михайловича:

– Оплачу.