Там, где сходятся меридианы

Тот даже не понял: издевается старец или по недомыслию. Но на всякий случай пояснил, что в России все деньги в ходу.

– В ходу, говоришь, – задумчиво сказал старик. Помолчал, потом добавил: – немец, тот тоже рейхсмарки в Россию завез. Даже расплачивался ими. – Заметив недоуменный Данилкин взгляд, пояснил: – В оккупации, сыне, на захваченных землях.

Все помолчали.

– В ходу, говоришь. А наши рубли уже ничего не стоят. Да-а-а. Оказывается, и войны не нужно, чтобы страну завоевать, – рассуждал старец. – Умно! Умно, ничего не скажешь, – продолжал он бормотать. – Русскую душу за американскую валюту растлевают, – вскинул он кустистые брови на Андрея. Тот стоял, потупившись, словно был виновен в политике нового правительства и инфляции рубля. Данилка стоял и вертел в руках доллары.

У ворот остановилась серая «Волга». Это была машина настоятеля. Из нее вылез отец Владимир. Выглядел он усталым, у губ обозначилась жесткая складка. Остановившись у ворот, он перекрестился на крест и подошел к монахам. Те молча поклонились ему.

– Это что у тебя? – спросил он Данилку, теребящего злополучную бумажку.

– Да вот, Андрею дали на пожертвование. Американская валюта называется, – нехотя произнес старик.

– Это те, с кем мы сейчас встретились? – догадался отец Владимир.

– Оне, оне, – прокряхтел старец.

– Ну, у них других и нет, – почему-то весело ответил отец Владимир.

– Положи в кружку. На строительство храма пойдут, – сказал он Данилке.

– Чего пригорюнился? – повернулся настоятель к понуро стоящему Андрею.

– Противно все это, – нехотя произнес он.

– Противно? – переспросил недоуменно отец Владимир. – Противно? – уже жеще, с металлическими интонациями возвысил голос настоятель: – А ты думаешь, каково мне разговаривать с этими и им подобными. Мало разговаривать! Крестным знаменем осенять тех, кто вчера научный атеизм сдавали, а сегодня в веру ударились. Кресты понадевали. В церковь пошли. Знаешь, как их прихожане прозвали? – И, не дожидаясь ответа, произнес: – «Подсвечники»!

– А ты – противно, – уже мягче обратился он к Андрею. – Это война, Андрей. Война за души. Она потяжелее других войн будет. Правда, отче? – обратился он к безмолвному старцу. Тот грустно кивнул головой.

– Держись, Андрей, держись. Будь стоек. Такого еще на Руси не было со времен монголо-татар. Деньги эти не зря появились. Растлить, Россию нужно растлить! И это им пока удается! – повысил голос отец Владимир.

– Это тебе испытание, – обратился он к Андрею. – В академии легче. Изучай теологию, участвуй в диспутах. А здесь каждый день война. Народ не зря к вере повернулся. Пока от необходимости, а не по потребности. Но придет время, и потребность в Вере возникнет. Опомнится народ, опомнится.

– Ох, не скоро, – вздохнул старик-келарь.

– Не скоро, – согласился отец Владимир: – Народ, как овцы заблудшие, позволил отобрать у них все. Но пройдет время, и появится на Руси новый Сергий Радонежский, а с ним и Дмитрий Донской.

Отец Владимир потрепал замершего Данилку по нестриженным вихрам и обратился к старику:

– Пойдем, отче. Поговорим о делах наших строительных. Они ушли.

– Андрей, – дернул Данилка застывшего послушника за рясу. – Что такое искус?

– Искус? – переспросил Андрей. Он что-то хотел ответить, но передумал. И неожиданно предложил: – Давай на речку сбегаем. Пока время свободное есть! И, не дожидаясь ответа, побежал к реке. Данилка – за ним.

Старец

Старик-келарь не спал. Ходики отбили двенадцать часов. Он не любил полночь.

– Вот еще один день прошел. Близится смерть, близится, – бормотал он, глядя, как одна стрелка спряталась за другую.

Часы равнодушно тикали. Он не любил электронные часы за беззвучность. Ему казалось, что время подкрадывается и застает человека врасплох. Бессонные ночи без тиканья часов порождают не мысли о будущем, а воспоминания, как это бывает у старых людей. Терпел только ходики, гири которых лично подтягивал каждое утро.

– Зачем вам время, – говорил он братии, – ваше время в молитвах, а на молитву колокол соберет. Все мы держим путь в Царствие Небесное, куда попадем в положенный нам срок. Не нужно только торопиться туда, и по пути с нами случается многое. Лишь глупцы ропщут на небеса и слишком уж из-за неприятностей переживают, забывая, что избежать их просто невозможно. Бог свидетель, все эти неприятности и испытания неизбежны.

Смерти он не боялся. Боялся только пропустить появление мессии. А что он должен появиться, он не сомневался.

– Вседозволенность царит на Руси. Люди про Бога забыли и Веру утратили, – говорил старец.

Он преображался в такие минуты. Становился еще прямее. Глаза, казалось, пронзали насквозь.

Старец очень удивился бы, если бы ему сказали, что его рассуждения были в той или иной форме написаны в классических произведениях русских и европейских писателей. Удивился бы, но не особенно. Он пришел к своим мыслям через свою долгую жизнь. А это сложнее, чем раздумывать о судьбах человечества в комнате «под сводами».