Там, где тебя еще нет… Психотерапия как освобождение от иллюзий

– Ну ты уж из меня демона-то не делай. Молод был, испугался просто. Знал же, что нам – крышка, а уж этот план побега ваш… смех, да и только. Жить хотелось. Хотелось власти. Я ее получил. Многое сделал для острова, между прочим. Злаковые нашел возле рощ, поля засадили, хлеб стали совсем другой выпекать, приручили коз, молоко появилось. Чем плохо-то? Еще показал им, как дома лучше перестроить, видал, какие дома в Главном Городе?

– Да кто ж меня, старика, туда пустит? И хлеб ваш другой, и дома – все для вас, чиновников только…

– А рыбу перерабатывать кто научил? Тоже я. После этого за зиму ни один бедняк от голода не умер…

– Так жалеешь или нет, что уехал из нашей земли?

– Жалеть не жалею, а за закат на нашем берегу, когда море вдруг становится молочно-розовым, а солнце, такое круглое, красное, как пирог, – так и съел бы! – зависает над морем, будто не решаясь оставить нас на ночь, – за закат отдал бы всю свою власть и все свои регалии. Как можно жить, не видя солнца? Да они и не знают, что теряют… Им легче.

Я ведь для этого и затеял все. Не поверишь – хотел на старости лет увидеть солнце. Убедил этих недоумков, что надо построить корабль (а они и знать не знают, что это такое), сказал, чтобы патрулировать остров, от врагов его защищать. Они же, как дети малые, давно уже сами поверили во всю эту чушь, что когда-то их отцы сочинили. Так и продолжают верить во врагов всяких… Так вот, хотел построить корабль, да и уплыть отсюда подальше, чтобы хоть на старости лет увидеть землю. Ведь наша земля где-то недалеко, не может быть, чтобы далеко. Вдруг получилось бы?

Чтобы народ не смущать, сказали, что вышку строить будем. Да твой сапожник был прав: из наших кривых деревьев ни черта не построишь. Тут корабельная сосна нужна. И правильно сделал, что надоумил у Горы ее искать, и нашли-таки. Только вот сосны эти через дремучий лес да по болоту никак не дотащишь. Я снарядил еще один отряд, он нашел другие деревья: не корабельная сосна, конечно, но попрямее, чем наши кривые карлики, и доставить их легче. Но без сапожника мы корабль не построим. Те недоумки кораблей в глаза никогда не видывали, да и я не строил, я только плыл на нем. Вот я и подумал – наверняка у парнишки что-то екнуло бы, отец-то у него какой талантище был! Да и паренек не глуп. Ведь, судя по доносам, сам с острова вырваться хочет. Вот и вырвался бы вместе со мной. Придумал бы уж, как корабль построить. Может, ты чего помнишь, старая развалина?

– Ну куда уж мне, я тоже у капитана только в подмастерьях был: подай-принеси. И у тебя не получится ничего.

– А вдруг?.. Так где парнишка-то? Я ему зла не сделаю. Если бы хотел, он бы давно в море плескался. Смотрители на него устали доносить, я все прикрываю его, говорю: нужен нам, припугнуть можно, но чтобы волос ни один с головы не упал. Виноват я перед ним… Сиротой оставил. Виноват… Вот и он увидел бы тоже солнце. Наверняка всю оставшуюся жизнь меня бы благодарил.

– Да нет его.

– Как нет?

– Сбежал.

– Куда отсюда сбежать-то можно, ты чего, из ума выжил?

– Ты же сам вспомнил отца его, вот и он такой же неуемный: пошел солнце искать.

– Куда?.. Да знаю я, к Горе пошел. Он уже давно туда рвался. А может, он тоже хочет из сосен корабль построить? Может, позволить ему, а потом заставить взять с собой? Или найти его и уговорить с нами строить? А, старик? Тебе же не откажет, а так быстрее построим, ведь весь город запрячь можно будет! А то сколько он там сам будет копошиться, я ведь не доживу! Давай, старик, мы тебя через болота отнесем, только помоги уговорить мальчишку.

– Да Господь с тобой, Якоб, неужели я предам Ганса? Ни в жизнь мне не добраться до Горы. Да и если бы добрался, все равно не пошел бы. Это его путь, он его начал. И не мое дело теперь вмешиваться. Я в этом не участвую, да и тебе не советую. Где ты его теперь будешь искать? Опозоришься только: по лесу гоняться за пацаном, чтобы он тебе корабль построил, когда он их сам в глаза не видывал, разве что совсем грудным младенцем.

– Но ты-то как его отпустил? Он же потопнет в болоте, сгниет в лесах. Через Гору ведь никто не перейдет, может, если только птицей стать. Да и птица такую высоту не одолеет. Куда ты отправил пацана, да еще и сына собственного отдал ему в придачу? Совсем из ума выжил? Куда?

– Да не «куда», а «откуда». От вас, проклятых, от ваших порядков, басней, убийств. От тумана и вранья на каждом углу, от доносов и Смотрителей. Все равно куда, лишь бы от вас подальше. Да и не я отправил – сами пошли. И я бы с ними пошел немедля, кабы не колени мои да старость…

Они еще посидели немного у затухающего огня. Старик не подбрасывал дров, и они молча смотрели на угли, трепетно доживающие свою жаркую жизнь.

– Ладно, пойду, живи, старая кочерга, с головой-то у тебя и вправду плохо совсем. Хотя, кроме тебя, и поговорить не с кем о солнце, о родине, о детстве нашем. А больше и нет от тебя толку никакого. Жалко, не рисуешь больше, может, чего у тебя осталось из старого? Наверняка же рисовал наш берег, может, завалялось что?