Там, где тебя ждут

Она уже предчувствовала, что день будет неудачным. У нее начала болеть голова, и эта боль усугублялась от движения глаз и челюстей. Непонятно пока, обычная ли эта боль или она усилится и завладеет ею, подчинив себе, поглотив ее ослабевшую волю. Боль способна проникать в тело, подобно злому духу, и внешней оболочке придется лишь отстраненно и беспомощно наблюдать за творящимся внутри безобразием. С недавнего времени у нее появилась стрессовая предрасположенность – такое определение, как ей помнилось, выдали доктора – к трехдневным приступам, во время которых этот мир заполнялся стрелами и осколками света, ярчайшего и ослепительного света, и ей не верилось, что никто больше не видит этого. Совершенно обычные предметы начинали полыхать и сверкать: кофеварка, абажур лампы в виде дамской шляпки, оконный шпингалет, сандалии, камера детской видеоняни. Все вокруг ослепляло невыносимой яркостью: силуэты цветов на каминной полке, ободок тарелки. Головы попадавших в поле ее зрения людей окружали нестерпимо пылающие венцы или нимбы, как у пророков или дьяволов.

Внезапно Клодетт почувствовала непроизвольное движение собственной ноги. Конвульсивное, с перерывами, покачивание ступни: вверх-вниз, вверх-вниз, подобно режиму стоп-кадра в видеомагнитофоне. Она посмотрела на ногу, отстраненно, словно на чужую конечность. Что происходит? Как можно так превосходно сосредоточиться на чем-то столь…

– Смотрите вверх, пожалуйста, – сказала юная гримерша.

Клодетт устремила взгляд в потолок, где над их головами крутились лопасти вентилятора. Влажный воздух вокруг них пропитался запахами дезодоранта, жидкости для отпугивания насекомых, лаков для волос, жидкой спиртовой туши, химических кондиционеров для тканей и дымком марихуаны – местным, как догадалась Клодетт.

Покрывшая ее накидка стрельнула статическими зарядами. Две ассистентки одновременно отступили назад, склонив головы к плечам. Одна бросилась вперед с гребнем, чтобы пригладить взметнувшуюся прядь волос; другая скривила лицо в какой-то недовольной гримаске.

– Я не уверена в…

– М-м-м, – согласно промычала напарница.

Они пристально взглянули на плоды своего труда. На висевших под потолком часах мерно двигалась секундная стрелка. Обе ассистентки задумчиво пожали плечами.

Взгляд более высокой девицы устремлен если не прямо на нее, то, по крайней мере, на ее ухо.

– Вы готовы, мисс Уэллс, – заявила она, обнажая в улыбке здоровые, розовые десны.

– Благодарю вас, – сказала Клодетт, – благодарю.

Выйдя из гримерной, она как будто попала в раскаленную духовку. Жара облепила ее лицо, сползая на шею; быстро и неуклонно проникла к ней под одежду. «Индия, – напомнила она себе, – мы в Индии». Она забыла об этом. Трудно не обеспамятовать, когда тебя эскортируют, точно ребенка или преступника, из отеля на площадку и обратно, когда еду тебе доставляют на подносах, не спрашивая, голодна ли ты, когда дежурный на телефоне обслуживания номеров изъясняется на безупречном английском, отлично зная твои предпочтения, требования, дату рождения, твои вкусы в отношении оформления номера, ночного и постельного белья, туалетных принадлежностей, напитков, литературы и музыки.

У дверцы трейлера ее дожидался персонаж с планшетом и в наушниках. Он не приветствовал ее, зато сообщил о ней в микрофон.

– Мисс Уэллс закончила грим, – доложил он, последовав за ней, – сейчас мы направляемся на площадку, расчетное время прибытия две минуты. Ах, она остановилась, что-то подняла. Нет, мы вновь в пути. Да, прическа и грим закончены. Да.

Она прошла через скопление людей. Все они расступались при ее приближении, точно железные опилки, отталкиваемые магнитом. Они мельком смотрели на нее и мгновенно отворачивались, словно их взгляды могли разъярить ее или она могла превратить их в камень. Она подняла руку, коснулась волос. Жесткое лаковое покрытие похоже на сахарную вату. Чужая застывшая шевелюра, такими просто не могут быть ее собственные живые волосы.

Без предупреждения кто-то появился на ее пути и что-то накинул ей на шею. Какой-то пятнистый шарф. Клодетт замедлила шаг, внимательно взглянув на эту особу в непосредственной близости. Это женщина лет двадцати с небольшим. Красивые дуги ее бровей подчеркнуты черными линиями, легкая челка, губы подкрашены фиолетово-ежевичной помадой, к воротнику приколота брошка в виде летящей птицы. Потянув концы шарфа, девушка завязала его, нахмурилась, перевязала по-другому.

– Мне нравится ваша птичка, – сказала Клодетт.

Девушка вздрогнула, словно перед ней заговорившая статуя. Ее рука взлетела к брошке.

– Ах! – воскликнула она, заливаясь маковым цветом. – Ясно, спасибо.

– Эта зелень окисленной меди.

Девушка подняла на нее взгляд, на лице ее застыл страх. «Почему, – хотелось спросить Клодетт, – почему вы боитесь меня?»

– Остановка в костюмерной, – пробормотал в трубку парень с планшетом. – Не должна занять много времени.