Там, где течет молоко и мед (сборник)

Да, Машка уже студентка. Все слезы радости по этому поводу давно отплаканы, и все пироги испечены и съедены, и только моя мама каждый день продолжает повторять с восторгом:

– Я знала, что доживу до этого благословенного дня, я знала, что моя внучка будет учиться в университете!

Можно подумать, все остальные члены нашей семьи учились в местечковом хедере.

Машка выбрала архитектурный факультет. И прошла, между прочим, одной из лучших.

– Вот видишь, нытик, как хорошо, что я тебя таскала на рисование и в Эрмитаж. Все-таки пригодилось!

– Подумаешь, – заявляет моя благодарная дочь, – ты меня и на музыку водила, и на плавание. Но я почему-то не стала ни Наталией Гутман, ни олимпийской чемпионкой в стиле брасс.

– Серость! Сразу видно, как изучают литературу в вашей израильской школе. Умные люди давным-давно признали, что архитектура – это застывшая музыка.

– Друг Аркадий, – вздыхает мой будущий архитектор, – друг Аркадий, не говори красиво! – и удаляется, гордо задрав нос.

И ведь это я сама настаивала, чтобы она читала Тургенева. Отцы и дети. Так что не на кого жаловаться.

– Мама, ты, как всегда, меня не слушаешь! А я встретила Ави Толедано! Такой обалденный стал, можно умереть! Кстати, он считался самым большим мажором в нашем классе.

– Машка, а минор тоже был?

– Мама! Тебе бы только смеяться! А он, между прочим, в школе со мной даже не здоровался, а здесь бросился: «Что я, где я, на каком факультете?» Представляешь, ну просто лучший друг! Кстати, он поступил на электронику, там психометрий нужен как минимум 700! А в армии он был летчиком, представляешь, настоящим военным летчиком! Да, ты же не знаешь самого главного! Представь, что он мне сказал? Он сказал, что я всегда была самой красивой! Самой красивой девчонкой во всей школе!..

– Так и сказал? – всплескивает руками мой папа. – Самой красивой? Кто бы мог подумать!

* * *

Саша получил мумхиют по хирургии!

Нет, не подумайте, что это еще одно ругательное слово, наоборот, очень почетное профессиональное звание. По-английски называется Senior.

– Соня, представляешь, они ничего не могли со мной поделать! Под конец дали целую пачку снимков – СТ[3] живота. А я-то хитрый! Я последний месяц все вечера в рентгене просидел!

Очки сползли с Сашиного вспотевшего носа, волосы победно торчат вокруг худого замученного лица.

– Класс! – говорю я. – Ну ты им дал со своим СТ! Ну, теперь будем праздновать! Откроем частную практику.

– Ему бы сейчас коечку, – папа задумчиво глядит на нашего новоиспеченного сеньора, – и рядом капельницу с витаминами. И полстакана валерьянки. Поверьте мне, старому лекарю, без всякого СТ.

– Празднуем! – кричит Машка. – Празднуем победу доктора Каминского! Все идем в ресторан! Прямо в этот четверг!

Нет, только не в четверг. Ведь я уезжаю. В Прагу. У меня международный конкурс!

Нет, конечно, не у меня, а у Юваля. Но все-таки любимый ученик, первый международный конкурс в его жизни.

Юваля привели в самом начале моей местной педагогической карьеры. Подтянутый израильский папа подтолкнул вперед ушастого мальчишку. Веснушки в пол-лица. Пальцы сильные, длинные. Абсолютный слух.

«Эх, жалко, что поздно, – подумала я. – На вид лет десять, не меньше, настоящего музыканта не получится. Ну ничего, пусть приобщается к прекрасному».

Я объяснила ему строение инструмента, ноты, ключи – всё как обычно на первом уроке.

– Это все? – усмехнулся ушастый. – А когда играть?

Ах, играть тебе! Я достала с десяток простеньких пьесок. Простеньких, но не для первого же урока, не мешает укоротить нос разным тут воображалам!

Назавтра мальчишка сидел у двери класса.

– Что, не получается?

– Да нет, – замялся он, – я эту тетрадку уже выучил. Давайте дальше!

Я молча ахнула и «дала дальше». Через неделю мы перешли к программе третьего класса. А еще через неделю Юваль сломал руку. Правую.

– Не горюй, – сказала я. – Ты и так поздновато начал, пара месяцев ничего не решат. Иди отдыхай.

На следующее занятие он явился как ни в чем не бывало, держа перед собой загипсованную до плеча правую руку.

– Я пробовал дома, – он вздохнул, – вполне можно играть одной левой. Только руку быстрее переставлять!

В конце года мы взялись за концерт для фортепиано с оркестром.

Мы вылетаем рано утром, Юваль, его папа, я и директор музыкальной школы. Нет, простите, консерватории. Мы с директором летим на добровольных началах, но билет не слишком дорогой. И потом это же Прага, настоящий праздник архитектуры, давно не мешало посмотреть!

Юваль спокойно глядит в окно, только пальцы, длинные крепкие пальцы сжаты в побелевшие кулаки. «Лишь бы техника не подвела, – думаю я, – эх, поздно начали!»

Нет, первое место нам не досталось. Первое место, как всегда, получил ученик из России. Ничего не поделаешь, старая школа, у нас всему государству в три раза меньше лет, чем Гнесинке. Но стать вторым на международном конкурсе – тоже приличная победа! Юваля приглашают учиться в Мюнхен.

– Прекрасно, – говорит его папа, – будем покорять мир! Назло всем антисемитам. Вот только мама расстроится, что ребенок так рано уедет из дому.