В «Хитром домике» шоферы, с устатку, для аппетита или за компанию, тоже пили водку из граненых стаканов и это, по тем временам, воспринималось вполне нормально. Пили потому, что на дорогах не было контроля и пить или не пить регламентировалось ненадежным и обманчивым самоконтролем. А впереди, между прочим, для тех, кто выехал из Фрунзе в Нарын, была многочасовая, утомительная горная дорога и перевал Долон (более 3000 м.) — крепче за баранку держись шофер! Но главное — тормоза…
«Хитрый домик», сиротливый и убогий, и поныне служит кому–то убежищем, но ничто не напоминает о его былой популярности. Современные автомобилисты проносятся мимо, не подозревая о том, что с этим обветшалым строением связана пусть маленькая, но легенда.
С самого детства дорога по Боомскому ущелью вела меня на Иссык—Куль, вначале в пионерские лагеря, затем, после школы, до поступления в институт, я два года работал электриком в совхозе «Оргочер», на южном берегу озера. После окончания института, были командировки в Пржевальск, Кочкорку, Нарын, отдых в санатории «Голубой Иссык—Куль» и доме отдыха «Чолпон—Ата» и каждый раз путь лежал через это ущелье — другой дороги нет.
В настоящее время река Чу, перед Боомским ущельем зарегулирована Орто—Токойским водохранилищем, построенном в 1960 году. На этой плотине, в 70-е годы, мне, в составе бригады наладчиков, пришлось поработать — в тело плотины мы устанавливали датчики, сигнализирующие о ее состоянии.
Первые годы после переезда в Россию, когда ностальгия особенно донимала меня, я часто вспоминал Боомское ущелье, каждый поворот дороги, каждый придорожный кустик.
4
Однако вернемся к Петру Семенову, его положение было куда хуже моей ностальгии. В одной из тесных котловин экспедиция была вынуждена заночевать. На вершинах ущелья были выставлены казачьи пикеты, так как киргизы могли бы истребить отряд, сбрасывая вниз обломки скал, нависавшие над ущельем. Петр Семенов признается: «
На следующее утро несколько часов пути были еще столь же затруднительными, как и накануне, но затем стены ущелья стали раздвигаться и оно превратилось в долину с более мягкими склонами. Всем встречным киргизам переводчики внушали мысль о том, что русские не имеют никаких враждебных намерений, а едут в гости к главному манапу сарыбагышей Умбет–алы с которым представитель из самого Петербурга хочет быть тамыром (другом).
Подъезжая к Иссык—Кулю, отряд очутился среди несметной массы киргизских табунов и стад — пришлось расчищать дорогу среди этой массы животных. А далее, все пространство между рекой Чу, и берегом Иссык—Куля было занято бесчисленным количеством юрт.
Если остановиться на этом месте повествования Петра Семенова, то невольно приходишь к мысли — как же изменился климат! Сейчас здесь не прокормить «несметные табуны и стада». Эта местность с предгорьями на восток вдоль озера километров 40, представляют собой полупустыню, которая вместе с городом Рыбачье, периодически, как в аэродинамической трубе, продувается Уланом (так называется местный ветер).
В ауле уже знали о приближении отряда. Почти все племя сарыбагышей собралось возле аула Умбет–алы на печальную тризну по поводу гибели соплеменников в стычке с Хоментовским. Петру Семенову была приготовлена прекрасная юрта. Когда он уселся на богатые ковры, в юрту вошли брат и дядя манапа с другими почетными лицами, они сообщили, что Умбет–алы нет, но они уполномочены вести переговоры.
Петр Семенов заявил им, что приехал издалека, из столицы России, посмотреть, как живут русские переселенцы на далекой границе и только тут узнал о происшедшем столкновении. Он заявило том, что, по его мнению, между русскими и киргизами должны установиться добрососедские отношения, и что вести «барымты» против русских и их подданных — казахов Большой орды, так легко могущие перейти в войну, соседям не следует. Он гарантировал, что русские первыми никогда не нападали и не нападут на киргизов. Вот почему он приехал к Умбет–алы, с целью стать его тамыром (другом) и просил передать ему подарки.
День прошел в разговорах и угощениях. Семейство Умбет–алы одарило гостя тремя прекрасными конями, таким образом, по киргизскому обычаю, Умбет–алы стал тамыром Петра Семенова.