Там, где трава зеленее

— Я не очень бедная. К тому же я могу работать не только журналистом, а еще фитодизайнером. И шторы могу шить. А сейчас мне за сценарий заплатили много денег.

— Вы шутите, — вдруг сказала вежливая Варя, обращаясь к Толиной маме. — Правда?

— Правда, — кивнула мама Анатолия Виноградова. — Ты поняла, да? А они, большие и глупые, — поверили. Я все страшное сказала, что тебе мерещилось, дорогая невестушка?

— Н-не все… Еще что я выхожу замуж за Анатолия, чтобы он взял меня обратно в ТАСС, с повышением… зарплаты.

— Ужас, — наконец ожил Анатолий Виноградов. — Мама — ты ужас. Ты — мой кошмар.

— И ты мой кошмар, — охотно согласилась мама. — Вы мне что-нибудь принесли, цветы там, конфеты?

Мы оживленно закивали, а мама Анатолия Виноградова улыбнулась.

— Да, правда, ужасно похожа. Представляешь, как я тебя буду ненавидеть, Леночка? — спросила будущая свекровь мерзким голосом телевизионной свекрови. — Ты — это я, но всегда моложе меня на девятнадцать лет.

— Да я, может, поправлюсь после родов… — робко парировала я. Анатолий Виноградов даже намеком не предупредил меня о возможности такой яркой встречи.

— Ну, это вряд ли… У тебя такая конституция — изящной стервы. Ты не поправишься никогда. — Будущая свекровь качнула ровненькими бедрами и позвала нас пить чай.

— Мам, Ленке вообще-то пить воду сегодня уже нельзя. Ей чашку не надо.

Почему-то мне всегда казалось, что я не люблю мужчин, которые знают, сколько варить макароны, замечают, плотно ли я покушала за завтраком и чем мне заедать рыбу горячего копчения — мороженым или фесталом.

— Толик, ты настолько очарован своей беременной невестой, что забыл, что твоя мама не любит подавать на стол. Давайте, детки, кто какую чашку себе хочет выбрать — вот. — Будущая свекровь распахнула дверцы углового буфета, набитого как попало красивыми разномастными чашками.

— Как у нас… — протянула наивная Варя.

— Да, невероятно, — пришлось согласиться мне.

— Ужас, — высказался и Анатолий Виноградов. — И там, и здесь. Там я, правда, не видел, но наслышан…

— Вас что-то смущает, Леночка?

Я посмотрела на Толю.

— Я не знала, что мы так похожи…

Мама Анатолия Виноградова тоже посмотрела на него.

— Ну так ведь это не мои и не ваши проблемы, а его. В конце концов, он же не мне предложил руку и сердце, а вам.

Анатолий Виноградов смотрел на нас во все глаза.

— Кто на кого? Ленка — на тебя, мам? Да вы что? Это она, может, сейчас похожа, ходит аккуратно, из-за живота… Да ты и ходишь не так…

Мы с будущей свекровью засмеялись.

— У Ленки нос такой… А у тебя лоб… — Анатолий Виноградов всерьез, как в первый раз, рассматривал мать и меня.

— Вот такой, да?.. — подсказала его мать. — Ну, за встречу выпьем? Или ограничимся остроумными замечаниями и чайком?

— Да выпьем, мам, конечно, раз у нас так все весело… Похожи, ну надо же… — Он покачал головой. — Варя, иди ко мне поближе.

Я краем глаза взглянула на Варю, та молча села рядом с Толей. Чуть посидела и прислонилась к нему плечом.

— Вот вы с девочкой пришли… — заметила Толина мама, разлив всем темно-красного вина. — А то бы я вам кое-что про Толю сказала. Важное.

— Скажи, мам, — предложил Толя. — Лучше сразу. А я выпью вина и с Варей обойду твою квартиру, покажу ей что-нибудь редкое…

— Толя не говорил вам, что его папа был очень крупным дипломатом?

— Вскользь…

Если бы его мама знала, что до спокойных рассказов о родственниках мы еще даже не дошли… Хотя говорили с утра до вечера. И с вечера до утра. Я даже не представляла, что так много тем на свете можно обсуждать с мужчиной. Что кому-то может быть интересно, красилась ли я в десятом классе, о чем написала первую статью, зачем стала учить французский язык и почему Варю назвала Варей…

— Так вот, Леночка, если вкратце, то мой Толя, а теперь, очевидно, ваш Толя — сыч.

— Нет! — вырвалось у меня сразу.

— Как это — «нет», когда — «да»? Да, да! Это все, что я хотела вам сказать. Имейте это в виду, смиряйтесь с этим или боритесь, если вам себя и его не жалко, но это так. Он не любит бурных застолий, он предпочитает запереться в комнате и читать, он, увы, очень любит себя… и вообще он ничьим останется навсегда именно по этой причине. Он был моим лет до пяти, наверное. А потом стал — сам. Что такое, Лена? Толя, я что-то не так сказала?

Я понимала, что глупее всего было прийти к его матери и плакать. Я этого — того, что она сейчас мне сказала, — не знала, не успела узнать и понять. Мы действительно знали друг друга так мало…