Там, где трава зеленее

Я медленно шла по знакомым коридорам, размышляя — а стоит ли в таком озверелом состоянии переться к человеку, который по телефону мне сказал: «Вряд ли я смогу что-то для вас сделать…» Или как он сказал: «Не смогу вам помочь». Помочь… Ох… Ну, сама виновата, конечно… Сначала сваляла дурака с Харитонычем, потом приперлась, не позвонив…

Может, перезвонить этому новому и сказать, что у меня заболел живот, или срочный визит к зубному врачу, или надо идти на родительское собрание в школу… — какие еще могут быть причины, что я за час передумала? Но ведь еще через месяц-полтора меня не возьмет никто — ни на постоянную работу, ни на временную.

Проходя мимо своего бывшего кабинета, который мы делили с Ниночкой Переверзевой, постоянной гостьей холостяцких вечеринок Александра Виноградова, я замедлила шаг. Может, зайти, спросить, как дела у нашего общего знакомого…

Это — болезнь, сказала я сама себе. Тяжелая, неизлечимая, постыдная. После Милочки с болтающимися, как колокольчики, сиськами, после котенка, после всего, всего — меня посещают подобные мысли… Заглядывать к Ниночке я не стала, прошла мимо, довольная победой над собой.

В приемной главного редактора нашего отдела Восточной Европы тоже произошли перемены. Раньше там царствовала бессменная Вера Петровна, пересидевшая всех начальников, начиная с брежневских времен, и помнившая имена членов Политбюро ЦК, причем не только КПСС, но и компартий других соцстран. Теперь здесь вместо Веры сидел какой-то пацан, вернее, не сидел, а крутился на высоком стуле, перемещаясь от принтера к телефону и затем к запотевшему высокому стакану с кока-колой, отодвинутому подальше от бумаг. Весело, ничего не скажешь. Быстро, энергично взялся за дело новый начальник. Если уж он расстался с Верой, которую никто и никак не мог пропереть с ее места…

— Вы Елена Воскобойникова? — спросил меня догадливый паренек. — Я помню вас, проходил стажировку. — Я тоже журналист. Вот посадили здесь, пока мест нет в редакции. Кошмар, головняк такой… Сейчас позвоню главному. Вы минута в минуту пришли… Анатолий Михайлович, к вам Воскобойникова. Можно? Ага, хорошо. Идите. Классный дядечка, кстати. Все девушки бегают теперь наряженные, сами увидите. Весело стало после Харитоныча.

Я зашла в кабинет. И огляделась. За столом главного редактора, где меня за эти годы столько хвалили и почти не ругали, никого не было. Но из-под стола раздавались звуки. Кто-то громко кряхтел и чертыхался.

— Проходите, садитесь, — предложили мне из-под стола. — Сейчас… Не могу понять: поставили новый процессор, фигня тут какая-то… То ли не туда воткнули, то ли не то, то ли я идиот… Что там на мониторе? Загорелось что-нибудь?

На плоском мониторе компьютера, стоящего на столе передо мной, мигнула заставка и по черному полю побежали буквы — английские буквы, складывающиеся в два слова «little grapes», что означает, как я поняла, — «виноградинки». Они бегали туда-сюда, крутились, переворачивались.

— Вроде да…

— Вот и отлично.

Из-под стола с большим трудом вылез, зацепившись головой о край, растрепанный бодигард из буфета.

Я огляделась.

— Сейчас, — сказал бодигард. — Извините.

Он поправил пиджак, застегнул было верхнюю пуговицу на рубашке, потом подумал, снова расстегнул и ее и нижнюю. Понятно, значит, цветная тряпочка, валяющаяся у него под столом, — это сброшенный еще раньше галстук.

— Модная вещь, — заметила я, кивнув на тряпочку.

— Ага, кич прошлого лета. Я вообще человек модный, — засмеялся бодигард и стал усаживаться за стол главного редактора. — Так, и что тут у нас на мониторе написано, надеюсь, не «Толик — идиот»?

— Милая заставка, — только и смогла ответить я.

— Правда? Я сам придумал. Та-ак…

Господи, да неужели такое глупое, просто идиотское совпадение! До последней минуты я надеялась, что сейчас откуда-нибудь выйдет тот самый «классный дядечка», новый главный. Ну не может же этот питекантроп ростом под два метра быть главным редактором огромного отдела в ТАССе! С такой мордой! Хотя там, в кокетливо освещенном серпантином галогенок буфете мне его морда показалась страшнее. Здесь, в кабинете, он даже ничего. Вполне симпатичный питекантроп. Или неандерталец.

— Не нравлюсь, да? Елена Витальевна? А мне ваши статьи так понравились!

— Действительно? — вежливо спросила я, подумав, что еще бы они ему не понравились. Мои статьи нравились всегда и всем, по крайней мере те, что я писала на работе по строгому конвейерному заказу и по меркам нашего почти режимного учреждения — предприятия по отбору, упорядочиванию, проверке информации и доведению ее в доступной и весомой форме до всех — вообще до всех, от думских драчунов до бабульки в заброшенной деревне, где есть одна программа радио. На работе я всегда писала статьи очень правильные и ровные.