Там, где цветет полынь

Улю замутило. Она прижала ладонь ко рту, заталкивая обратно то ли слезы, то ли отчаянных смех, и вдруг подумала, что вот сейчас все закончится. Все эти годы, проведенные в тесных и затхлых комнатах, с опасными соседями, вечным голодом и промокшими ногами. С одиночеством. С невозможностью смотреть в глаза прохожим, с постоянным страхом за себя, с ужасом перед собой. С этой чертовой полынью. Все завершится на облезлой кухне, где так вкусно пахнет бульоном, сваренным чужой рукой. И Уля просто сойдет с ума, разглядывая плавающие в сытном вареве веточки укропа.

За спиной послышались шаги. Это могла быть Наталья. А может, и Оксана, решившая прибраться, просто потому что только это и умела делать. Больше некому было переступить скрипучий порог кухни и застать Улю на месте преступления.

«Интересно, – подумала она. – За попытку украсть бульон они меня побьют или просто ментов вызовут?»

Раздавшийся за спиной мужской голос заставил Улю повернуться.

– Ты не против?

У стола стоял парень и с интересом смотрел на нее. Прямо в глаза. Уля замешкалась на секунду, потому успела разглядеть, как темнеют от краев к центру радужки его глаза, как вопросительно изогнута бровь. А потом отвела взгляд.

– Рэм, – представился парень. – Так ты не против?

Он махнул рукой, в пальцах была зажата сигарета.

– Оксана здесь курит, так что ничего. – Уля старалась смотреть выше его плеча.

– Шумная блондинка? Отлично. – Он говорил, чуть кривя нижнюю губу. – Я теперь здесь живу.

– Ясно, – буркнула Уля, не зная, куда деться от него под безжалостным светом лампочки.

– А ты? Тоже здесь живешь, так? – Парень потянулся к форточке, и плотный аромат бульона мигом сменился влажным воздухом улицы.

– Да.

Уля положила ложку на место. Потом выключила газ под чайником и направилась к себе, делая вид, что не чувствует, как парень провожает ее взглядом.

В комнате, все еще сжимая в руке пакет с хлебом и сыром, она открыла крышку ноутбука. Тот надсадно зашумел в ответ. Встреча с новым соседом только подтвердила уверенность, что дальше так продолжаться не может. Назойливость, с которой парень расспрашивал ее, не обещала ничего хорошего.

Грязная коммуналка не только была Уле по карману, но и спасала от лишнего внимания. Теперь же ей снова придется искать убежище, пока в карих глазах нового соседа она не разглядела острое лезвие ножа в переулке, а может, что похуже. Только сил на переезд в Уле не было. В ней их вообще не осталось. Она чувствовала, как разум медленно, капля по капле, покидает ее, сменяясь плотной пеленой отчаяния.

Дрожащими пальцами Уля схватила мышку, кликнула по браузеру и ввела в поисковике: «Москва. Психоневрологический диспансер».

Мятый квиток

Грязно-серое здание в два этажа почти сливалось с небом. Потемневшие от сырости и времени рамы смотрели на мир через пыльные стекла, а входная дверь тихо поскрипывала каждый раз, когда кто-то приоткрывал ее, чтобы прошмыгнуть внутрь.

Уля сидела на скамейке, сжимая в руке листочек, на котором еще ночью накорябала адрес диспансера, выданного поисковиком. Экран ноутбука так равнодушно светился, отображая списки больниц, что Улю передернуло. Было в нем что-то напоминающее взгляды прохожих, с которыми те поглядывают на прикрытое тряпочкой тело в метро. Такой же спокойный, отстраненный взгляд не желающих потратить ни секунды на сочувствие чужой беде. Уля сама так смотрела. На уличных больных и нищих – равнодушно, с легкой досадой. Пока сама не стала больной и нищей.

Вечером она долго еще маялась у ноутбука. Пока тот сам не пискнул рассерженно. А потом зашумел и выключился. Тишина смешалась с пыльным сумраком комнаты. Только из-под двери выбивалась полоска света. И фонарь подглядывал в окно.

Записка с адресом жгла ладонь, Уля отложила ее, посидела немного, вслушиваясь в разговор за стеной. Наталья снова говорила сама с собой – монотонно, пугающе громко. Вот кто должен сидеть в темной комнате, разбираясь, как проехать туда, где его обколют успокоительными и завяжут руки за спиной. А сама-то чем от нее отличаешься? – спросила себя Уля. Не слышать голоса, не видеть чертей, не воображать себя Наполеоном оказалось мало, чтобы считаться нормальной.

– Лучше бы выдуманный друг, чем эта херь, – прошептала Уля, прямо в одежде укладываясь на скрипнувший диван.

Утром она проснулась до звонка будильника. Рассеянный свет из окна еще не начал пробиваться сквозь октябрьскую хмарь. Уля с трудом поднялась с кровати. Ей снова снилась бесконечная стена, покрытая длинными бороздами, будто кто-то царапал ее из последних сил. Чужие пальцы ощупывали каждый сантиметр ноздреватого камня, но не находили лазейки. От этого они двигались еще быстрее, еще резче и озлобленнее. Скрежет грязных ногтей оглушил Улю, и та вырвала себя из сна. И долго потом сидела, свесив ноги на холодный пол, заставляя себя поверить, что сон всегда остается сном. Получалось плохо.