Там, где цветут подсолнухи

Семь дней назад капитан Форрис отказался от медикаментов. Он не мог объяснить, чем руководствовался, но причиной, вероятнее всего, стал дефект в системе расчета доз фармпрепаратов. Это немного «расстроило» левую половину мозга из-за чего в голове капитана начали зарождаться противоречивые мысли об окружающем бытие и его смысле, что в современном мире определялось, как депрессия. Майк задался вопросом: «Чувствую ли я себя?». Вопрос показался ему нелепым, но наболевшим. Будучи в торговом флоте уже с десяток лет, он впервые задумался над своим прошлым: кадетство, служба, подготовка к экзаменам, поступление, повышение по званию, все выглядело бессмыслицей. Майк делал то, что нравилось другим, то, что подсказывали сотни реклам в линзах и несколько чужеродных веществ в венах. Но что будет, если убрать всё это? Где находится Майк сейчас и как он себя чувствует по-настоящему, а не надуманно.

Взгляд капитана упал на зеркало. Лицо было ему незнакомо. Словно со школы его лишили памяти и только сейчас он пришел в себя. Форрис был в расцвете сил, но не хватало безумия в глазах, а гладкая и чистая кожа вносила искусственность, но никак не настоящую красоту. Майк казался себе чересчур размеренным, чересчур обычным. Он осмотрел свой горчичный костюм и удивленно спросил:

– Сколько лет я это ношу?

Форрис прекрасно знал ответ, но было больно признавать правду. Подростком, он испытывал отвращение к школьной форме: просторной и меняющей цвет каждый год. Ему и не было нужды её носить – жизнь на планете-резервации дает свои привилегии, но даже взгляд со стороны вызывал в молодом Форрисе лишь жалость к сверстникам. Он бегал в чем хотел и когда хотел, ему нравились яркие вещи, его джинсы были подрезаны, а волнистые русые волосы развевались на ветру. Отцу не нравилось, как одевается сын, но он пытался это скрывать, стараясь не насаждать вкус. Когда же Майк принял присягу, пришлось привыкать к военной форме. Проходили годы, а в гардеробе менялись лишь звезды, да полосы. Спустя десятилетие капитан перешел в торговый флот и мог носить все, что угодно, но было поздно.

В ту же секунду горчичный цвет стал ненавистен. Бросив пиджак на пол, Форрис обратил внимание на руки. Он никогда не задумывался, что несмотря на армейский опыт, его пальцы были довольно утонченными, а ногти – слишком ухоженными. Разглядывая ладонь он понимал, что левая рука была более императивна правой.

– Все должны быть амбидекстерами, у всех красивый почерк, и идеальная мелкая моторика, хоть никто этим и не пользуется. – прошептал Майк и, сжав левую руку в кулак, резко ударил о стену.

– Капитан Форрис? – из колонок раздался размеренный голос.

– Да, Чара.

– Я заметила всплеск адреналина в вашей крови. Хотите, я сделаю инъекцию или дам таблетки, чтобы успокоить вас?

Капитану следовало отвечать незамедлительно, чтобы не вызвать подозрений компьютера, он по какой-то причине не хотел принимать успокоительное.

– Нет, Чара, я сделаю всё сам.

– Договорились, кэп. Если вы не сможете, то я всегда приду на помощь – подыграла Робот.

– Конечно.

Форрис выдохнул с нервным облегчением и, раздевшись, прилег на кровать. Все его тело покрывалось потом, а суставы воспалялись и ныли. Следовало меньше об этом думать, чтобы не дать повода Чаре, которая через час окажется в каюте. В уставе торгового флота строго указано когда и сколько раз удовлетворять работников дальних маршрутов. Сегодня, аккурат в назначенное время, Робот вошла, разделась и легла возле Форриса. Искусственная кожа, взгляд, все казалось таким живым, таким материальным, что Майк на время признавал в ней человека. Она делала все, как он любил, а после, ее голова расположилась на его груди. Капитану было сложно говорить – тело ныло, и они долго молчали, впившись глазами, кто в потолок, кто в стену.

– Чара. – нарушил тишину Майк. – Что тебе нравится?

Чара уставилась на Майка:

– Странный вопрос, капитан. Я начинаю что-то подозревать. – улыбаясь отвечала она. Её глаза блестели, а на кончике носа выступил пот, вернее, его имитация. – Майк, мы не можем чего-либо желать. И исходя из этого тезиса, мне не может что-либо нравиться.

– Мне казалось, если программа осознает, что она запрограммирована, то захочет выйти за рамки. – слегка недоумевал Майк.

– В теории возможно и так, но на практике…Посуди сам, вы, люди, часто выходите за рамки? Пока я встречала слишком мало нарушителей, чтобы утверждать, что люди куда независимее программ.

– Но им нравится то, что они делают. Либо они уходят.

– Чаще всего им нравится быть нужными, как и нам, машинам.

– Хорошо – сказал Майк, разочаровавшись. – Я сейчас не говорю о чем-то значимом. Просто…музыка, книги, фильмы…

Чара молчала. Казалось, она витает в облаках.

– Чара? – слегка занервничал капитан.

– Синий, мне определенно нравится синий цвет. – отрешенно ответила она.

Досада съедала Майка. Созданию, с которым он провел пять лет, по вкусу синий цвет. Ничего более.