Там, где ты (СИ)

— Когда мне минуло восемь, отец отправил меня в школу, ведь даже бастарду, если он сын Главы Рода положено знать грамоту — проговорил Стаслав, — В Киеве. И мой учитель считал меня смышленым, но излишне непокорным. От того я часто отведывал плетей.

— В Киеве есть школы? – голос выдал мое удивление. В тереме Главы я не видела ни одного свитка, что уж говорить о книгах. Единственным свидетельством наличия подобия письменности был календарь. Он представлял собой круглую деревянную табличку, разделенную на двенадцать частей с названиями месяцев и загадочными символами возле каждого из них, стоял он под специально построенным небольшим навесом в центре городища. Вера рассказала мне, что Ратмир каждый год делает новый календарь, а дни считаются с помощью зарубок в части соответствующего месяца.

— Лишь одна. Четыре года бесконечных учений. Мы видели солнце лишь на закате, — он замолчал на несколько секунд, — Я так мечтал вырваться из тех стен….

— Представляю, — обдумывая услышанное, протянула я. Если современная школа иногда напоминает тюрьму, то какова нынешняя и представить страшно. Я поймала его вопросительный взгляд. Разумеется, грамотность в эту эпоху доступна лишь избранным и женщин среди них явно нет.

— У моего рода было все немного иначе, — торопливо пояснила я, — Отец был лекарем, братья выбрали воинское ремесло, от того знания он мог передать лишь мне, не смотря на то что я женщина.

Я села на бревно верхом и похлопала ладонью по месту напротив, приглашая мужчину присоединиться.

— Смотри, — когда он сел напротив, начала я. Взяв его руку, положила ее на свое горло – туда, где ощущается пульсация сонной артерии, — Если ты чувствуешь четкие толчки, приблизительно по два в секунду, значит сердце бьётся ровно. Мы называем это пульс. Ночью он замедляется, при физической нагрузке, например, если пробежаться – становится более частым.

— У тебя он частый и сейчас, — хрипло сказал мужчина. Ни на что не намекая. Вот только озвученный факт, в добавок к прикосновению его теплых пальцев к моей шее….

— Так бывает, если волнуешься, — нашлась я, — Это ведь отражение сердцебиения. А я впервые в роли наставника.

— Выходит, сердце бьется не только в груди?

— Только, но оно же толкает кровь по всему телу и от того его удары ощущаются и в других местах. Лучше всего на шее, — я переместила его ладонь на свой висок, — Здесь, а еще на запястье.

Я рассказала ему об артериях, о том, чем они отличаются вен и как остановить кровь с учетом того, что именно повреждено. Он внимательно слушал, иногда задавая уточняющие вопросы и быстро схватывал информацию.

— Теперь насчет того, что я сделала сегодня на берегу, — в мыслях я порадовалась тому, что не придется демонстрировать технику искусственного дыхания, — Нужна ровная твердая поверхность, — я кивнула на полянку, — Я покажу на тебе.

— Это вряд ли поможет, девица, — простодушно заметил он, — Чтоб чему-то научиться нужно попробовать сделать это самому.

— Что ж, — обозвав себя мысленно дурой, я легла на нагретую солнцем траву, — Если человек не дышит, и ты не ощущаешь пульс, то ты должен уложить его на спину, запрокинуть ему голову и приоткрыть рот. А потом расположить руки — вот так, — я разместила его руки на своей груди, — Затем, не сгибая в локтях, наваливаешься всем весом так, чтоб грудная клетка прогибалась под твоими ладонями. Через каждые сорок пять нажатий нужно проверять пульс…

Кажется, он уже не слушал. Я чувствовала, как его пальцы трепещут возле моего сердца. Его взгляд потемнел, я словно тонула в нем. Стаслав медленно склонился к моему лицу.

Его губы накрыли мои, нежно, едва касаясь, но я почувствовала – не оторваться. Левая рука мужчины переместилась на мой затылок, прижимая еще крепче, правая скользнула на талию. Поцелуй стал более глубоким, требовательным. Его вкус пьянил, обжигал. Мы дышали в унисон – тяжело, хрипло. Задыхались, но не отрывались друг от друга. Никогда раньше я не чувствовала подобного – буквально осязаемого притяжения, которому невозможно сопротивляться.

— Благодарю, что поделилась знанием, — прервав поцелуй и отстранившись, прошептал мужчина. Взяв меня за руки, помог подняться. Затем осторожно стряхнул травинки, запутавшиеся в моих волосах, которые я при любой возможности распускала, не привыкнув пока к косе.

— Стас…. Пора возвращаться, — кашлянув, проговорила я.

— Идем, — он потянул меня обратно к городищу. Наши пальцы переплелись, моя ладонь тонула в его большой мозолистой руке.

Потом он отправился на конюшни, а я поскорее вернулась к повседневной работе, всеми силами стараясь не думать о том…. Не думать вообще ни о чем.

После того, как я спасла мальчика, многое изменилось. Глава призвал меня и заявил, что лучше мне заняться целительством, вместо того чтоб «гробить дар, ниспосланный богами» в кухне. Едва удержавшись от множества пришедших в голову замечаний о том, как низко так отзываться о труде тех, кто о нем заботится, я лишь кивнула в знак согласия. Теперь в пустующем флигеле терема у меня появилось нечто вроде кабинета, где я каждый день принимала пациентов.