Там, где восток

Отец обернулся. В дверях мастерской стоял Зимин с автоматом наперевес и вымокшей в крови телогрейке.

— Вы в курсе, что ваши христианские принципы наша контрразведка не одобрит? — спросил он и добавил: — С вашей стороны это была прямая измена Родине.

— Мне все-таки пришлось выбрать, — вздохнул отец. — Генрих убедил меня, будто он только санитарный врач.

— Это правда, — сплюнул кровью капитан. — Только он забыл напомнить, а вы не подумали, что он нацистский санитарный врач. Дело санитарных врачей Германии отправить в топку как можно больше людей. Хотя нет — этот отправлял людей сотнями в газовую камеру.

— Первый раз я жалею, что не стал солдатом, — признался рассерженный отец.

— Ладно, сейчас нет времени на такие большие мысли, — сказал Зимин. — Бегите в церковь и уводите все живое в лес. Минут через десять здесь будут немцы. Быстро.

— А вы? — спросил священник.

Капитан молча распахнул телогрейку и показал три кровоточащих пулевых ранения на груди.

Двор храма. Внутри храма

— Скорее, скорее! — торопил последнего прихожанина отец Михаил, подталкивая его к лесу.

— Папа! Отец Илия не идет, — крикнул ему из глубины храма Алексей.

Священник бросился внутрь и обнаружил настоятеля раскладывающим канонник на аналой.

— Отче! Надо идти! — обратился к старику отец.

— Я не вычитал еще благодарственные молитвы, и потом у меня еще исповедник, — ответил тот.

— Какой исповедник?! — изумился отец.

Старик показал ему на сидящего у стены Зимина и посоветовал:

— Иди, чадо мое, домой. А я монах, мне повсюду дом.

Не зная, как поступить, отец Михаил схватил сына за руку и поволок из храма.

— Смотрите — мотоцикл! — ткнул пальцем в сторону мастерской подбежавший из леса Петька. Не раздумывая, отец Михаил бросился туда. Сел за руль и попробовал завести мотор.

— Давай лучше я, — предложил Алексей. Отец внимательно взглянул на сына и уступил место за рулем, а сам, предварительно устроив Петьку в коляске, сел сзади.

Уже через минуту Алексей гнал мотоцикл между деревьями прочь.

Окружившие храм фашисты скоро обнаружили мертвое тело своего генерала, а заглянув внутрь храма — старика-священника, склонившегося над лежащим капитаном.

Из-за угла солдаты вытащили на свет избитого отца Виталия. После недолгих размышлений их командир приказал ввести заложника в храм и закрыть за ним двери. Затем немецкие солдаты начали обкладывать деревянный храм хворостом и поливать его бензином.

Внутри храма

— С праздником! — поприветствовал присутствующих отец Виталий, когда за ним захлопнулись двери.

— Тише, чадо, мне сложно его исповедовать, — попросил старик и показал на лежащего Зимина. — Лучше почитай благодарственные молитвы.

Не вдаваясь в дальнейшие расспросы, отец Виталий подошел к аналою, взял с него канонник, раскрыл в нужном месте и начал читать: «Слава Тебе, Боже, Слава Тебе, Боже, Слава Тебе, Боже», — с каким то странным азартом поглядывая на пробирающиеся сквозь замочные скважины струйки черного дыма.

— Неужели исповедуешь меня, полковник? — прохрипел Зимин, когда Илия опять склонился над ним.

— Исповедую, капитан, мы же русские люди, какие у тебя могут быть секреты, — улыбнулся священник.

— Да, секретов нет, — вздохнул партизан.

Лес. Трасса

После десятиминутных гонок по лесу Алексею удалось вывести мотоцикл на шоссе, ведущее, судя по знакам на обочине, к Таллину.

— Я решил, кем я стану, — ни с того ни с сего сказал мальчик отцу и, не дожидаясь вопроса, добавил: — Тоже хочу, чтобы весь мир как дом.

— Ты так и думаешь, что разговаривал с Богом? — после недолгого оценивающего молчания поинтересовался из коляски Петька.

— Конечно, ведь он все знал про мотоцикл! — кивнул Алексей и вывернул ручку газа до предела.