Она смеялась так долго и отчаянно, всхлипывая и заходясь икотой, то останавливаясь на пару секунд, то разражаясь хохотом с новой силой. Ей казалось, что она крутится в колесе десятилетий, пытаясь сосчитать круги. У Бога Своя мера, и ею Он отмеряет наше время. У Него Своё мнение на её счёт! Что ещё Ему надо? Она посвятила православию сорок лет жизни и научила верить и молиться своих детей. Она сама пришла к Господу, поверила в Него, вверила Ему своё будущее. Делала пожертвования, исправно и совершенно искренне молилась по нескольку раз в день. Её мать Елени верила в науку и никогда не посещала церковь. Разве Деспине не должна была быть уготовлена другая участь? Почему она оказалась на месте матери, словно вернувшись в исходную точку? Что она делала не так? Рождённая атеисткой, воспитанная бабушкой-язычницей, прошедшая через школу дикой природы, она пришла к Богу, который вернул всё на круги своя…
Деспину одолел сон. Это длилось всего какое-то мгновение, но она успела увидеть сновидение, дивное своей необычностью. Она плывёт по бескрайнему небу между миллиардами звёзд. Они повсюду, они вокруг её тела, они почти касаются кончиков её пальцев. Впереди самая яркая — Афродита, Венера. Её свет не слепит, он нежен и приятен. На него можно смотреть, не моргая, не раздражая рецепторов роговицы. Слёзы готовы скатиться, но не от света, а от счастья. «Ты вернулась! Вернулась! Как же я рада тебя видеть!» — «Ну конечно! А куда я денусь? Я здесь живу». — «Тогда хорошо, что я тебя нашла. Ты теперь всегда будешь со мной?» — «Пока я буду тебе нужна», — пообещала звезда. Они ещё о чем-то поговорили, после чего Деспине стало легко и спокойно. Как будто бы она вновь родилась, и нет больше тяжести проблем, грудами камней, прижимавших её к земле. Она была легка, свободна и сильна как никогда. Ей открылась тайна, и теперь она знала, что надо делать. Сколько времени прошло? Час? Два? Вечность? У Вселенной своя мера времени…
За кухонным столом сидели Никос, Касьяни и Ставрос. Перед каждым стояла чашечка с выпитым кофе. В сушилке для посуды около раковины сверкали чистотой три вымытые тарелки. «Уже поели», — подумала Деспина и села на свободный стул. На неё смотрели три пары бездонных, самых красивых и любимых глаз, в которых застыл один на всех вопрос. В центре стола лежал смятый листок бумаги с рваным уголком.
Деспина решила начать с конца:
— Я нашла его сегодня утром в папиной тумбочке у кровати, в обложке Нового Завета. Есть и более ранние анализы, годом раньше, ещё на первой стадии.
— Но я не понимаю… Почему папа молчал? Почему не лечился? Или лечился? Мам, объясни! — Голос Ставроса дрожал, а в глазах блестели слёзы, которые он изо всех сил старался сдержать.
— Не знаю. Мне кажется, что он не хотел нас беспокоить, поэтому скрывал. Скорее всего, никаких курсов терапии он не проходил, надеясь на Божье милосердие. Дети, я хочу вас кое о чём попросить. Позвольте сначала мне с ним поговорить. Уверена, папе сейчас намного трудней, чем нам.
— Только, по всей видимости, Господь его не услышал! — вскрикнула Кейси с заложенным от слёз носом и стукнула кулаком по столу.
— Кейси, не говори так! — Никос сидел с поджатыми коленями, обхватив их руками. В эту позу он садился с детства, словно прячась в невидимый панцирь. — Господь знает лучше нас…
— Господь безжалостен! Но… почему к отцу? Почему? Разве он не исполнял Его волю? Разве мы недостаточно верим и молимся? Ему всегда мало!
— Прекрати, Касьяни! — Ставрос заорал на сестру. — Не гневи Бога, будет хуже!
— Куда уже хуже! Отец умирает! Хуже только Ад!
— Дети, дети! Остановитесь! Ну о чём мы сейчас говорим? Как в Средневековье, правда! Давайте не будем ссориться, а подождём отца. Умоляю, ступайте к себе и займитесь делами. Или молитесь…
Кейси вскочила со стула и убежала в свою комнату, громко стуча пятками по паркету. Ставрос встал, поцеловал мать и со словами «Если тебе понадобится помощь, только позови» удалился. Никос смотрел на Деспину блестящими, безутешными глазами и молчал.
— Иди сынок, иди, со мной будет всё в порядке. Обещаю.
Он встал и поплёлся по коридору, низко опустив взлохмаченную голову на грудь.
«А ты останься, Афро, только не уходи, я без тебя не справлюсь…» — Деспина смотрела напротив себя и улыбалась краешком губ.
Михалис пришёл поздно. Он снял пальто и ботинки в прихожей и отправился прямиком в ванную. Пару минут он мыл руки и, казалось, даже умыл лицо. Он появился в дверном проёме кухни, высокий седовласый мужчина в синих джинсах и тёмно-вишнёвом пуловере, из-под которого выглядывал воротничок голубой рубашки. На спокойном уставшем лице застыла удивлённая улыбка. Стол был накрыт праздничной скатертью, фаршированные перцы и томаты, обсыпанные кедровыми орехами и изюмом, дымились, издавая приятный запах, белоснежный сыр фета, черные оливки, корзинка с ломтиками хлеба разных сортов — с кунжутом и семечками подсолнечника. Две тарелки с приборами и винные бокалы. В центре стола — бутылка красного вина.
— Дорогая?
— Милый!
— По какому случаю?
— А нам нужен случай?