Там, где звенит Енисей...

— Знаешь, — подсела она к Нелё, — у меня летом, когда я ездила домой, в стойбище такой же был, губастенький. В стаде малыши болеть стали, и их раздали ребятам, чтобы выходили. Мой хромал, слабенький был, а всё равно: чуть не углядишь — хром-хром, и убежит в стадо. Пришлось привязать. Мама съездила в посёлок, привезла бочонок сухого молока. Я разводила и поила его. Ничего, нравилось. Потом он окреп и ужас как привязался ко мне! Куда ни пойду, слышу — топает за мной.

— И мой тоже! — обрадовалась Нелё.

«Лида такая большая, — подумала она, — а тоже скучает…»

— Когда я уезжала, — продолжала Лида, — не хотел отпускать, бежал за мной до самого катера и по мостику — чуть в воду не свалился. Я его уговаривала: не ходи! А он тычется мордочкой, и всё. Мама его подхватила на руки. У него на глазах слёзы. И я реву. А капитан смеётся: «Бери, говорит, его с собой, он тоже хочет в школу».

— У меня нет жёлтого карандаша, — вдруг сказала Уля.

— Возьми, — протянула ей Нелё свой. — Ух, какой у тебя катер красивый! Это тот, что к нам за рыбой приходил, да?

— А почему из трубы как будто птички летят? — спросила Лида.

— Это не птички, — сказала Уля. — Это «у». Много «у». Катер так гудит: «У-у-у-у-у-у!..»

— Ой, какая я недогадливая! — засмеялась Лида. — А только почему твои «у» разноцветные?

— А катер весело гудит, — объяснила Уля, — он меня домой везёт.

— А я кита нарисовал! — крикнул Егорка и замахал рисунком. — Как он у нас в Енисее плавает.

— В Енисее китов нет, — твёрдо сказал Миша Тэсэдо, даже не взглянув на Егоркиного кита.

— А вот и есть, — не сдавался Егорка, — мне дедушка говорил!

— Дедушка!.. Так это, может, сто лет назад.

— Вовсе и не сто…

— Всё равно нету.

Миша ко всяким выдумкам был строг.

— А ведь правда, ребята, киты раньше заплывали в Енисей из океана, — сказала Лида, — когда ещё здесь не ходило столько теплоходов. Знаете, почему?

— Не-ет, — повернулись все к Лиде.

— Чтобы избавиться от моллюсков — это ракушки такие, они впиваются в китовую кожу, и от этого кит сильно мучается. В пресной воде моллюски не могут жить и отлепляются. Ну, а тот кит, которого Егорка нарисовал, наверно, ещё и любопытный, раз так далеко заплыл.

— И большущий, — обрадовался Егорка. — Смотрите: от берега до берега!

— А почему у него на спине солнце сидит? — удивились ребята.

На Егоркином ките и правда, растопырив оранжевые лучи, сидело весело улыбающееся солнце.

Егорка подёргал себя за вихор, пригладил, опять подёргал. Потом спросил:

— А как же без солнца? — И тут же ответил: — Однако, нельзя. Вот кит его и принёс.

Лида посмотрела на другие рисунки. На всех — над тундрой, над чумами, над бегущими оленями, даже над звёздами, которые бывают только ночью, — везде-везде светило жаркое солнце. Самое красное, самое большое, во весь лист, нарисовала Тая. Его заботливые лучи дотягивались до каждой веточки, до каждого цветка в тундре.

Уже больше месяца как солнце зарылось в сугробы и не показывается. Только в январе начнутся короткие зори. Не скоро ещё солнце растопит свою снежную берлогу и вылезет из неё, чтобы всё лето кружить над тундрой — утром, днём, вечером, ночью…

Все ждут его.

Живые картинки

Вечером, после ужина, когда уже нагулялись, на санках накатались перед сном, когда все предоставлены самим себе, Уля не знает, чем заняться. Она уходит в спальню — в это время там пусто, — берёт Катю, садится с ней возле окна и смотрит на улицу.

Напротив — стена дома. И крыша. Вот и всё. Больше ничего не видно. Стена почти чёрная, в трещинах, в морщинах, очень старая. А крыша — белая от снега. В этом доме живёт дядя Вася, истопник. Он в их школе каждый день печки топит. Дядя Вася старый, и лицо у него такое же тёмное, как стена дома, и на нём такие же морщины, и такие же снежные седины в усах и бороде, как сугробики, что пурга наметает на оконные наличники. Вот только шапка на нём серая, из волчьего меха, а на доме — белая.

Иногда мимо дома прошлёпают на лыжах мальчишки, пробежит Чердыш — их школьная собака, понюхает, поищет чего-то и убежит.

В комнате жарко, к печке притронуться нельзя, так огнём и пышет. Это дядя Вася её так раскалил. Дядя Вася боится, что им, «нулевишкам», будет холодно. И чего бояться? Ведь они все из тундры. В тундре ух какие морозы бывают! И опять тундра, родной чум, олени всплывают в Улиной памяти…

В спальню забежала Нелё.

— Ты что тут сидишь? — затормошила она Улю. — Сейчас телевизор будут показывать, бежим!

Телевизор у них в школе появился недавно, и ребята готовы смотреть хоть все передачи подряд. Но пионерская комната, где он стоит, небольшая, все не помещаются. Поэтому смотрят то первоклашки, то старшие ребята, а вот теперь дошла очередь и до «нулевишек».

— А что это — те-ле-вис? — тихонько спросила Уля.

— Это всё равно что кино, — уверенно пояснила Нелё.

Кино-то Уля видела, ещё когда была совсем маленькой.