Там, где звенит Енисей...

— Я тоже раньше не умела, — сказала Нелё. — А теперь…

И она ловко, как надо, уселась на лавке.

Потом, когда вышли на улицу, олени по-прежнему стояли возле дома. А отца возле них не было. Уля тянула шею, искала его глазами… Но её вдруг заторопили — надо скорее идти в баню.

В бревенчатом домике было тепло и парно. Приятно пахло мокрым деревом. Улю посадили на лавку и — раз-два — подстригли, подровняли волосы. Уля потрогала и вздохнула — волосы стали короткими и какими-то колючими.

Там, где мылись, стояла душная жара. Ребята плескались, гремели железными тазиками. Голоса и весь этот шум не улетали на улицу, а толкались о мокрые стены, потолок, потому всё здесь так и гудело. Вода была и холодная, и горячая — как тебе нравится.

Улю мыли, тёрли чем-то шершавым, обливали водой, опять намыливали. Она только успевала поворачиваться. А жарко как! Уля никогда в жизни не попадала в такую жару. Всё тело горело. А потом стало легко, приятно.

Нелё, рассмеявшись, плеснула на неё из тазика, Раиса Нельчевна полила её как следует из большого таза, и мытьё кончилось.

На лавке, где они раздевались, Улиных меховой рубашки и штанов не оказалось. Нелё пододвинула к ней кучку какой-то одёжки. Уля покачала головой. Она вовсе и не собиралась одеваться в чужое.

— Твою старую одежду отец увезёт домой, — сказала Раиса Нельчевна.

Уля впервые в упор посмотрела на Раису Нельчевну и крикнула звонким, упрямым голосом, так, что все обернулись:

— Не отдам! Это мама мне сшила!

И, как была, голышом, бросилась к выходу. Так быстро, что никто не успел её остановить. Толкнула дверь и выскочила в холодные сени, где на полу лежал снег. Ну и что, она снега не боялась! Ещё бы секунда, и Уля выскочила бы на улицу, на мороз. Но тут подоспела старушка банщица, — увидев беглянку, ахнула:

— После пара-то! Ах ты глупая!

И, подхватив, мигом внесла её обратно в раздевалку.

Уля больше не ершилась, только поглядывала на всех с обидой.

Раиса Нельчевна стала быстро одевать её.

— Ну что ж ты упрямишься, — говорила она. — Смотри, какое красивое платье, все девочки в таких ходят.

Уля молчала. «Совсем и не красивое, как они не понимают?! — удивлялась она. — Мама мне сшила из самой мягкой, самой тёплой шкурки — пыжика, молодого олешка, — рубашку и штаны, вот они-то красивые!»

Нелё уже надела своё коричневое школьное платье. Повернулась в одну, в другую сторону — всё ладно. Подошла к Уле. Пригладила складки на Улиной юбочке, расправила ей воротничок. На минутку задумалась, даже губу закусила: что бы ещё придумать? И вдруг сообразила. Достала из кармашка бусы, посмотрела на них — вон какие красивые! — и надела Уле на шею.

— Носи.

Бусы были из красного бисера, а кое-где из синего. Нелё их сама нанизала, ещё летом. Она потянула Улю к зеркалу.

— Посмотри. Верно, красивые?

Дома у Улиной мамы было зеркальце, маленькое, круглое. Уля любила в него смотреться. Но в нём можно было увидеть только нос и глаза. Здесь зеркало было громадное, больше Ули ростом. Уля глянула и ничего сперва не поняла. Нет, видно-то было очень хорошо. Вон сбоку стоит Нелё и прихорашивается. А рядом с Нелё — совсем незнакомая девочка, с короткими, не очень послушными волосами, в таком же, как и у Нелё, платье. На шее у девочки бусы. Кто же это? Неужели это она, Уля?..

А Нелё — там, в зеркале, — повернулась к той девочке, поцокала языком и сказала:

— О, бэй! — А потом по-русски — Хорошо!

Уля посмотрела на ту Нелё, в зеркале, потом на Нелё, что рядом, потом опять на девочку с бусами… И, улыбнувшись ей, тоже сказала: О, бэй!

На Данилкиной речке

Наконец-то кончился этот невероятно длинный для Ули день. Спать её положили рядом с Нелё, только на другой кровати. Простыни, подушки — белые-белые, гладкие и холодные, словно снежный сугроб. Уля попробовала свернуться комочком — неудобно, сунула голову под подушку — тоже неудобно. Дома-то она сейчас бы легла на оленьи шкуры и укрылась бы оленьей шкурой. А главное — не одна. Под боком у неё возились бы сестрёнка, братик, спорили бы, кому куда лечь, и, угомонившись, сразу бы уснули. А во сне они совсем смирные. Как далеко они сейчас! А она — тут, совсем одна. Зачем только придумали эту школу?! И зачем спать кладут поврозь?

Уля села в кровати, обхватила колени руками. В спальне тихо. Все девочки спят. И Нелё спит. А может, только притворяется? Вон кровать её скрипнула…

Уля тихонько слезла на пол и так же тихонько заползла к Нелё под одеяло. Нелё, видно, обрадовалась и сразу подвинулась, уступая место. Возле Нелё тепло. И так хорошо стало, почти как дома. Уля подложила ладошку под щёку и глубоко-глубоко вздохнула.

Нелё приподняла голову.

— Ты мою маму видела? — шёпотом спросила она.

Уля не ответила.

— Спит! — удивилась Нелё. — Только легла и уже спит.