Шейлисы слушали его внимательно, не перебивая и не задавая никаких уточняющих вопросов. Выражение лица Лизы было невозмутимо спокойным. Чуть подавшись вперед, она поставила локоть на колено и, положив подбородок на ладонь, неотрывно смотрела на Блума. По всему было видно, что она не помнит ничего из того, о чем он рассказывал. Что ж, оно и понятно. Судя по тому, какой покой и согласие царят в семье Шейлисов, оба они пользуются услугами отделения интенсивной психокоррекции с такой же регулярностью, как другие люди зубы чистят.
В отличие от жены, Шейлису, казалось, с трудом удавалось усидеть на месте. Дергаясь из стороны в сторону, он то закидывал ногу на ногу, то поджимал их под себя. То и дело он пытался найти подлокотник, словно забывал, что предложил свое кресло Блуму, а сам сидит на стуле, и, не найдя, на что опереться, откидывался на спинку. Выражение его лица менялось столь стремительно, что Блуму, когда он глядел на Шейлиса, казалось, что он смотрит не очень удачный компьютерный мультфильм. И, тем не менее, как обратил внимание Блум, Шейлис за весь вечер даже не попытался нацепить на себя маску заботливого, всепонимающего и всегда готового прийти на помощь доктора, к помощи которой он обычно прибегал, когда слышал нечто, выходящее за рамки его представлений об окружающем мире.
Блум закончил свой рассказ на том, как он ушел от Шейлиса, когда понял, что уже ничем не может ему помочь. Прежде чем говорить о том, что произошло после, он хотел увидеть, какова будет реакция слушателей на первую часть его истории.
Какое-то время в комнате царило молчание, которое никто не решался нарушить. Лиза сидела все так же неподвижно. Шейлис суетливо перебирал ногами и тяжело дышал. На лбу у него выступила испарина, словно он только что пробежал марафонскую дистанцию. Он как будто хотел, но не решался что-то сказать, – набирал полную грудь воздуха, на мгновение задерживал вдох, а затем медленно выпускал его сквозь приоткрытые губы. Лицо его выражало нерешительность и растерянность. Взгляд нервно бегал по сторонам. Шейлис словно чего-то боялся.
У Блума было два варианта объяснения странному состоянию Шейлиса. Возможно, в подсознании Люциуса все ещё сохранились какие-то обрывки воспоминаний, и он чувствовал, что Блум прав. Но признать это означало бы для него смириться с тем, что вся его жизнь представляет собой набор картинок, которые счел возможным оставить в его памяти инфор. Второй вариант был более прозаичным: Шейлис не знал, как поступить, опасаясь того, что в случае, если он попытается переубедить Блума, тот может впасть в буйство. Если так, то нужно было попытаться как-то его успокоить.
Инициативу снова взяла на себя Лиза.
– Сейчас мне известны две версии событий, – произнесла она неторопливо, как будто размышляя вслух. – Но предпочтение я не могу отдать ни одной из них. Обо всем, что произошло за последние несколько дней, мне известно только с ваших слов, – она указала рукой сначала на Блума, а затем на своего мужа. – Так что, мои дорогие, вам предстоит самим разобраться, кто из вас прав.
– Как же так, Лиза! – возмущенно воскликнул Шейлис. – Я же сказал тебе вчера, что собираюсь выйти на улицу!.. А потом, вернувшись, я сразу же поделился с тобой впечатлениями!..
– Слова, слова, слова, – покачала головой Лиза. – Сама я ничего не видела: ни как ты выходил за дверь, ни как возвращался. Я не исключаю того, что вчера ты и в самом деле выходил на улицу. Но… Быть может, Блум прав, и в компании с ним ты и прежде проделывал то же самое?
– Конечно! – протестующе всплеснул руками Люц. – Я просто об этом забыл!
– Вечером того дня, когда, по словам Блума, вы с ним выходили в Город, ты был странно подавлен, ни о чем не хотел со мной говорить. Когда я попыталась выяснить, в чем дело, ты просто выставил меня за дверь, раздраженно сказав, что тебе нужно побыть одному и поработать. Ты помнишь это?
Шейлис медленно провел тыльной стороной ладони по лбу.
– Нет, – глядя в пол, негромко произнес он. – Но это ровным счетом ничего не значит! Я не могу помнить каждый прожитый день!
– Конечно, – спокойно произнесла Лиза. – От тебя этого никто и не требует.
– Вчера я был на улице, – медленно произнес Шейлис, подчеркивая каждое свое слово движением руки. – Сей факт не вызывает у меня ни малейшего сомнения.
– Ну, и как впечатление? – спросил Блум.
– Что? – вскинув голову, Шейлис глянул на него едва ли не с испугом.
– Я просто спросил, что ты почувствовал, когда вышел из дома? – словно извиняясь за что-то, развел руками Блум. – В самый первый момент.