Там избы ждут на курьих ножках...

Жители уже спали, огни горели лишь в трех-четырех домах. Наверное, забыли выключить свет, или бодрствовали, как бывало она, когда мучила бессонница. До рассвета было далеко, но первомайская ночь короткая. На земле еще лежала темень, но воздух наполнился голубоватыми рассветными сумерками. Небо стало светлым, звезды гасли одна за другой. Здесь страх оставил ее.

Манька с радостным видом обернулась к незнакомцу, чтобы поблагодарить.

Но он опередил.

— Не стоит! Не все в этом мире имеет запах мертвечины. Рад был нашему знакомству, — он доброжелательно кивнул, словно сожалея, что расстаются. — Куда ты теперь? Домой? Вижу, год не прошел для тебя даром.

Манька пожала плечами.

— К Посреднице, куда же еще-то?.. — сказала она с тоскою, пугаясь своей дороги.

Незнакомец смерил ее взглядом. И вдруг оживился, заметив, как Манька с тихой надеждой прощается со своей деревней.

— Провожу, что ли немного… Посмотреть уж больно любопытно, чем у блаженных позором застолбленная дорога заканчивается! — взгляд его был не то, что добродушен, с укоризной и любопытен. Он встал рядом, будто прощался с деревней тоже. — И кто, Господи, посадил на твоей земле такое гламурное деревце? — незнакомец улыбнулся сам в себе, покачал головой, ни к кому не обращаясь.

— Ты что ли столбил, чтобы позорной ее называть? — по привычке резко ответила Манька, не имея никакого желания в этот миг видеть незнакомца рядом. Все равно он был… какой-то не материальный. И любил Благодетельницу. Пусть бы любил, она ее тоже не ненавидит — но ведь станет высмеивать. И когда дойдут, выставит в невыгодном свете — так все делали. И кого Благодетельница послушает? А деревьев на ее земле — черемуха, рябина, две яблоньки и куст смородины, да еще малина вдоль плетня. Обычные, не гламурные, которые на каждом огороде…

Ей было грустно. И больно. И тревожно.

— Без меня не обходится! — признался незнакомец, расположившись к ней.

Манька пытливо взглянула на него, вдруг сообразив, что не знает ни его имени, ни его происхождения.

— А вы… Вас как зовут? — спросила она, пожалев, что не поинтересовалась раньше.

— Дьявол, — представился незнакомец и галантно поклонился. — Бог Нечисти… Только я один, если можно…

Манька на мгновение застыла, разглядывая незнакомца искоса, забыв об осторожном обращении. В голове поднялась какая-то муть из разных предположений, но рассматривать их она не собиралась. Потом ее недоверчиво криво перекосило — минуты три Манька молча взирала на незнакомца, пытаясь осмыслить сказанное. И не сдержав лошадиное «Ыгы-гы-гы!», заливисто загоготала, расслабившись и забыв о своей печали. Встречала она чудаков и мудаков, но незнакомец переплюнул всех. Ей даже стало жаль расставаться с ним — было у него хоть что-то свое. Обычно люди дорожили репутацией, боясь подумать обнаружить поведение, не свойственное общепринятым нормам.

— Хорош заливать! Откуда здесь Богу Нечисти взяться?! Дьявол, он… он…

Манька сверлила незнакомца взглядом, подыскивала слова, внезапно сообразив, что не так уж много знает о Дьяволе. Лицемерный, лукавый, лживый, боится крестов и молитвы, изгнан из Рая, действительно, Бог Нечисти — заведует чертями и демонами…

В свое время пытался соблазнить даже Интернационального Спасителя Йесю, но тот не соблазнился ни государствами, ни хлебами, ни дружбой с ангелами…

И страшно стало: вот она правда о ней самой, вот почему не жаловал ее Спаситель Йеся…

Она растерялась, не зная, как поступить: плюнуть в Дьявола, или обождать…

Искушает ее? Но ведь она не Спаситель! Плюнет, не плюнет — жизнь перемениться? Благодетельница полюбит? И с какой стати она скажет: «Извините, ваше имя меня не устраивает! Не могли бы вы перестать тут висеть?» Если уж на то пошло, земля тут была государственная — и не ему, ей тут места не было. Изгоняли-то не его…

Дьявол, не Дьявол, вел себя незнакомец миролюбиво. Хуже, помог ей!

— Что, он? — вежливо поинтересовался незнакомец, сложив перед собой ладони, отведя в сторону два мизинца, зажимая трость в подмышках и улыбаясь с некоторой озабоченностью.

Точно так же делал Святой Отец, когда Манька приходила на исповедь. Пока еще ходила в церковь, стараясь быть примерной прихожанкой. Точно скопировал Батюшку один в один. Да нет, тот с мукой смотрел, глаза добрые и озабоченные, а у этого… Свои… Мороз по коже!

— Он в Аду! Рогатый и с зубами! А глаза у него… Во! — с жаром произнесла Манька, приложив пальцы к глазам и растянув до предела. — А еще у него огонь во рту! И воняет… Нет, зря ты себя так не любишь! — она поморщилась и покачала головой. — Ему на волю нельзя! Знаешь, что он с нами сделает?!

— Что? — заинтересованно полюбопытствовал незнакомец.