Психотерапевты во всем правы. От абьюзера нужно бежать, роняя тапки. Только сил нет. Пока. И вот это – последнее короткое слово обнадеживало Алину, придавало сил. Неужели, она сбросит этот груз, эти унизительные отношения, не приносящие радости? Ни уму, ни сердцу, ни телу.
Прозвенел звонок. Так, сказки Гофмана в четвертом «А».
Глава 2
Алина шла домой, поглядывая на хмурое небо. Легкие облачка превратились в тучи, солнце сквозь них не проглядывало.
День сегодня был обычным. Отстраненный Олег Алексеевич, болтливая Татьяна Игоревна, ничего, кроме себя (и мамы), не видящий Леонид Анатольевич. Любознательные четвероклашки и циничные десятиклассники. Весь день она погружалась в то, чтобы детям было интересно на ее уроках. Разруливала проблемы, защищала обижаемых и отчитывала тех, кто обижает.
Весь рабочий день она и не вспоминала об утренней находке. И только сейчас, идя домой, сама того не желая, погрузилась в картинку прохладного утра, золотого света в окнах ее дома, цыганки, живописно раскинувшейся в густой траве, выставившей ноги в цыпках из пестрых юбок. И так и не смогла прогнать картинку прекрасного цветка и его подводной части.
Чтобы унять дрожь от воспоминаний, она села на скамейку и принялась смотреть вокруг. На троллейбусы, идущих людей, клумбы с увядшими цветами. Минут через пять отпустило и она смогла идти дальше. На все мысли о полиции, она отвечала себе: «Нет! К черту»!
Она попыталась отвлечься мыслями об Олеге. Но это было так больно и противно, что она и их выгнала усилием воли.
И принялась думать о детях. О забавных вопросах, которые сегодня в четвертом «А» задавали по поводу «Щелкунчика». «Он что, робот, этот Щелкунчик»? В классе она только рассмеялась, сказала, что во времена Гоффмана не было роботов. Но сейчас подумала. «Робот не робот, но какая-то механика там присутствовала. Иначе, как он орехи грыз»?
С мыслей о четвертом «А» перешла к тому, что завтра тот же Щелкунчик будет в четвертом «Б», где учится совершенно необыкновенная девочка – Саша Жезлова. Рыжая, с великолепной кожей, чистейшими глазами. Ангел, без сомнения. С интересной особенностью, даром, который ведь только у ангелов и может быть. Мысли о Саше успокоили и Алина смогла встать и двинуться дальше.
Дома она наскоро сделала яичницу, поужинала, глядя в ноут. Стала мыть полы. Этот процесс был обязательным и ежедневным, потому что откуда-то у нее появилась аллергия на пыль. И, если Алина допускала, чтобы появился самый микроскопический слой, дышать становилось тяжело. Ночью могло начаться удушье, и она просыпалась в ужасе, что сейчас умрет. Пару раз пережив ночные приступы аллергической астмы, Алина взяла за правило – ложиться спать с вымытыми полами.
Она не успела протереть пол насухо, как раздался звонок. Алина знала, что это Олег, и ясно представляла, что сейчас произойдет. Потому что это происходило в разных вариантах, но всегда одинаково.
Он вошел, чуть не сбив дверью, стал срывать с нее фартук, платье. Его куртка от спортивного костюма полетела в угол. Он не стал снимать брюки и футболку, свалил ее на мокрый пол.
И только это она и чувствовала во время процесса – мокрый и холодный пол под собственной задницей. И дыхание Олега ей в лицо вкусным домашним ужином.
Она думала, пока он пыхтел на ней, что сейчас отбудет эту мерзкую повинность, отправится в душ, и задержится там подольше.
Он кончил с хрипом, Алина выпростала волосы из под его локтя и пошла в ванную.
То омерзение, с каким она смывала его следы, обильно поливая мочалку гелем, удивляло и радовало ее. Она терла и терла с брезгливой гримасой, пока тело не покраснело. И это было так необычно. И так здорово! А то, что сейчас произошло, отвратительно. И больше она этого не допустит. Никогда! Сейчас была мерзость, которая принесла разрядку этому ублюдку. И это было последний раз, только Олег этого еще не знает. Больше он в ее дом не войдет, и плевать, что у него есть ключ. Она сменит замок!
Она терла себя и поражалась, насколько полна решимости. Как все же легко получить эту решимость, если ты все поняла! Главное – не врать себе больше.
Еще недавно, в прошлом месяце, она просила Олега оставить ей его рубашку, ношеную, чтобы зарываться в нее носом и вдыхать любимый запах. И он, конечно, отказал. Сказал: «Ты что, шантажировать меня задумала»?
Как она рыдала тогда, от этого жуткого обвинения. Она просто хотела, чтобы он, хотя бы запахом, был всегда с ней! Но он все равно отказал, жадно глядя на ее слезы, наслаждаясь ими.
Она вытиралась и вспоминала, как все началось. Вполне безобидно. Время от времени им произносились легкие, чуть осуждающие фразы, когда она пыталась рассказать ему о том, что чувствует: «Прекращай это» или «Не принимай это слишком близко к сердцу».