Там мы стали другими

– В детстве мы с твоим отцом, – заговорил Сиксто, – бывало, прокрадывались в чулан твоей бабушки. Там у нее стоял алтарь, на котором было разложено всякое чумовое дерьмо. Тот же череп. Так называемого маленького человечка. Она говорила нам, что маленькие человечки воруют младенцев и детей. Еще там стояли банки, полные всяких порошков, трав и камней. Однажды она застукала нас в чулане. И велела твоему отцу идти домой. Он побежал как ужаленный. У нее бывает этот сумасшедший взгляд. Глаза становятся совсем темными, как будто она держит запасную пару позади зеленых, которые мы видим. А у меня в руке остался маленький череп. Она приказала положить его на место. Якобы во мне есть что-то, что я пока не могу вытащить из себя. Что я справлюсь с этим, когда стану мужчиной. Умру вместе с этим. Но и смогу передать своей семье. И даже чужим людям. Это какая-то древняя темная штука, оставшаяся в нашей семье. Некоторым людям болезни передаются через гены. У кого-то рыжие волосы, зеленые глаза. А у нас эта старая чертова болячка, которая превращает тебя в ничтожество. Вот и у тебя это есть. И у твоего деда было. «Будь мужчиной, – сказала она мне. – Держи это в себе».

Сиксто взял бутылку, сделал долгий глоток. Я посмотрел ему в глаза, чтобы убедиться, не ждет ли он от меня каких-то слов. Он бросил пустую бутылку на траву и поднялся со стула. Я не мог поверить, что он даже не обмолвился о моей маме и моем брате. Или все это он говорил, пытаясь подвести меня к главному? Может, этот длинный монолог и есть объяснение, почему нашей семье досталось все это дерьмо?

– Пошли, – сказал он, как будто мы только что договорились идти куда-то. Он привел меня в свой подвал. Снял с полки какую-то деревянную коробку, похожую на ящик с инструментами. Сказал, что это его аптечка.

– Тебе придется помочь мне с этим. – У него слегка заплетался язык. Он вытащил засохшее растение, перевязанное красной веревкой. Поджег его. Распространился насыщенный запах, и повалил густой дым. Пахло мускусом, землей и Финой. Я ничего не знал о церемонии – неважно, как называлось то, что он делал, – но догадался, что ее следовало проводить на трезвую голову.

– Этот обряд тянется из глубины веков, – сказал Сиксто и высыпал себе на ладонь немного порошка. Потом жестом велел мне наклониться ближе, как будто для того, чтобы я мог лучше все разглядеть. Он сделал глубокий вдох и выдул порошок мне в лицо. Плотная как песок пыль забилась мне в рот, попала в нос. Я поперхнулся и стал сморкаться по-собачьи.

– В нас течет дурная кровь, – продолжил Сиксто. – Некоторые из этих ран передаются из поколения в поколение. Так же, как и наше наследие. Мы должны быть коричневыми. Видишь, сколько белого на твоей коже? Мы должны заплатить за то, что сделали с нашим собственным народом. – Глаза Сиксто были закрыты, голова слегка опущена.

– К черту всю эту хрень, Шестерка, – выдавил я сквозь кашель и поднялся.

– Садись, – произнес Сиксто таким тоном, каким никогда не говорил со мной. – Все не так уж плохо. Это тоже сила.

Я сел, но тут же опять вскочил на ноги.

– Черт возьми, я ухожу.

– Я сказал, садись! – Сиксто снова подул на растение. Поднялся густой дым. Меня сразу затошнило. Слабак. Я добрался до двери, выскочил из дома, сел на велосипед и поехал к Фине.

Когда я проснулся на следующий день, вошла Фина и потрясла передо мной ключами от машины. – Вставай, поехали, – сказала она. Я все еще был изрядно утомлен, но жар спал. Я подумал, что, наверное, мы отправляемся за продуктами. Когда же мы проехали Кастро-Вэлли, я понял, что наша цель – не покупки и не какие-то дела по хозяйству. Мы просто мчались вперед, через холмы с их ветряными мельницами. Я заснул, глядя на одну из них, вспоминая монету из игры «Супербратья Марио».

Когда я проснулся, мы стояли в поле с фруктовыми садами, раскинувшимися по обе стороны. Фина сидела на капоте машины и разглядывала что-то в траве. Я открыл дверцу, и Фина помахала мне рукой, призывая остаться на месте, что я и сделал, но дверь закрывать не стал. Сквозь ветровое стекло я увидел, как бабушка встала на колени и подцепила что-то ниткой или леской – что-то, чего я не мог разглядеть, пока существо не вскарабкалось на стекло.

– Возьми его мех, возьми немного меха! – крикнула мне Фина. Но я не мог пошевелиться. Я просто смотрел на него. Что за чертовщина? Енот? Нет. А потом Фина навалилась сверху на это существо – черное, с белой полосой, которая шла от носа к загривку. Существо пыталось укусить ее и вцепиться когтями, но она придерживала его за спину, и он никак не мог ухватить металлический капот. Когда зверек как будто успокоился, она подняла его за шею с помощью лески. – Подойди, вырви немного меха, – сказала она.

– Как… – начал было я.

– Вырви у него клок своими руками! – крикнула Фина.

Этого было достаточно, чтобы заставить меня двигаться. Я вышел из машины и попытался зайти сзади, но зверек кидался на меня. Я пару раз прошелся по шкурке, но не хотел пострадать от укуса. Только с третьей попытки мне удалось вырвать большой клок шерсти с его бока.