Там помнят о нас

Лыжника Алексея Александровича Моргунова похоронили близ деревни Ельня. Долго стояли у свежего холмика.

Неожиданная, трагическая смерть Алексея потрясла нас. Мы не находили себе места. Много раз Моргунов бывал на опасных заданиях, неоднократно смерть следовала за ним по пятам, однако все кончалось благополучно. А тут такой нелепый случай оборвал еще одну молодую жизнь!..

Вечером 19 июля на "железку" готовилась идти группа Голохматова в составе Келишева, Широкова, Иванова, Секачева, Сосульникова, Мокропуло, Домашнева, Ерофеева и Горошко. Противопехотную мину, которую использовал в качестве взрывателя и иницирующего заряда, Николай брать не захотел.

— К черту эти старые коробки! Будем рвать активным способом петардой! — решительно заявил он.

— А не заметят охранники? Ведь петарду придется монтировать на головке рельса, совсем открыто? — спросил Иванов.

Голохматов нахмурился, помолчал.

— Не лучше ли зажигательной трубкой, Коля? — предложил Иван Келишев.

— Ладно. Решим на месте.

Когда группа выстроилась для получения обычного инструктажа перед уходом на боевое задание, я внимательно посмотрел на каждого и сказал:

— Товарищи, на "железку" вы идете, наверное, последний раз. Скоро домой. Не забывайте об этом и будьте предельно осторожными. Помните о тяжело раненном командире отряда и о больных товарищах. Им потребуется ваша помощь, и особенно когда будем переходить линию фронта. Я не приказываю. Я прошу вас быть осторожными… Возвращайтесь все целыми и невредимыми. Желаю успеха.

Они молчали. Лица их были суровы и строги.

В полночь до лагеря долетел грохот мощного взрыва.

Вернувшись с задания, Голохматов доложил, что в километре от деревни Шаховцы, где густой кустарник подходил к самой насыпи железной дороги, они скрытно подползли к "железке". Перебили охрану из карабинов с насадками. Заложили три 152-миллиметровых артиллерийских снаряда и килограммовый иницирующий заряд тола. Когда увидели приближающийся поезд, подожгли запальную трубку, предварительно рассчитав длину бикфордова шнура. Взрыв произошел немного раньше — метрах в пяти-шести от паровоза. Локомотив влетел в огромную воронку. Вагоны нажали на тендер, паровоз развернуло, он замер поперек полотна, загородив обе колеи. Налезая друг на друга, вагоны образовали огромный завал.

Вечером в лес пришли наши друзья из деревни Шаховцы. Они рассказали, что во время крушения разбились двенадцать классных вагонов, в которых ехали немецкие солдаты и офицеры. Это был шестнадцатый по счету воинский эшелон противника, подорванный нами в треугольнике железных дорог Смоленск — Витебск — Орша.

Домой

Последний день в лесном лагере, близ деревни Ельня, прошел в хлопотах и сборах: проверяли и чистили оружие, подгоняли снаряжение, стирали и латали одежду, чинили обувь, которая так износилась, что держалась, как говорят, на честном слове. Мылись, стриглись. Кое-кто сбрил бороды, но не все: решили в Москве появиться "настоящими" партизанами. Особенно солидными бородачами выглядели Николай Ананьев и Георгий Иванов.

Разговоры велись чаще о том: какой стала Москва? Кто нас там встретит? К кому в гости пойдем прежде всего? Москвичей больше волновали их семьи: все ли живы? Как они живут? Ведь Москву не раз бомбили за это время. Стараясь успокоиться и скрыть тоску по дому, переходили на шутки, веселые разговоры.

Для раненого командира отряда достали верховую лошадь. Бажанов хотя и мог немного ходить самостоятельно, но ничего не видел, на глазах у него постоянно была темная повязка.

Покидая Смоленщину, мы хорошо знали, что в глубокий тыл противника пробирались и еще будут пробираться многие отряды и оперативные группы омсбоновцев, как бы сменяя нас. Боевая эстафета. Знали мы и о том, что, кроме омсбоновцев, в тылу врага действуют отряды, разведывательно-оперативные группы и другие подразделения частей и соединений Красной Армии, а также партийное и комсомольское подполье. Да и мы не собирались долго задерживаться в Москве. Нам бы только подлечиться, отдохнуть немного, перевооружиться и снова в бой…

20 марта отряд "Особые" выехал из Москвы в составе тридцати семи человек. Теперь нас было двадцать четыре, кроме принятых на месте.

Поздним вечером 28 июля 1942 года мы покинули свой последний лесной лагерь и двинулись в сторону линии фронта.

Наш путь снова лежал через железнодорожную магистраль Смоленск Витебск и шоссе того же названия. Но теперь переход через эти коммуникации врага не казался нам таким трудным и опасным, как это было в конце марта, когда мы следовали на боевое задание с огромным грузом, не зная пути и обстановки вокруг. Сейчас мы шли налегке, под нами не было глубокого снега, демаскирующего нас и долго сохраняющего следы. Это было уже хорошо. А то, что мы шли домой, удваивало наши силы!