Там помнят о нас

Николай приподнялся на локтях.

— Борис, давай мне! Разве я не комсомолец!

— Возьми. Если что… кольцо вырви, и все!

— Хорошо, Лаврентьич, я это сделаю.

— Спасибо, Коля. Только не торопись рвать… Эй, ребята! Алексей!

Андреев кинулся к Галушкину.

— Алеша, за Николая ты отвечаешь головой! Слышишь? Как хочешь, но тащите его к нашим, пока совсем не окружили. Мы прикроем!

— А вы? Вы-то как?

Галушкин увидел его грязное испуганное лицо. И это был страх не за себя — за товарищей.

— Алешка, у Николая документы, понимаешь?

— Ясно, товарищ командир! — твердо сказал Андреев и быстро пополз к носилкам.

Галушкин вложил в автомат последний диск. Около него залегли Маркин и Щербаков.

— Ну, держитесь! — шепнул Щербаков, раскладывая перед собой толовые шашки.

Галушкин поднял руку.

— Приготовить тол!

— Сергей, — позвал Галушкин. — Подпустим их поближе…

— Ясно!

— Павел, а ты смотри, чтобы с тыла не подошли…

Большая Земля

Из штаба дивизии была получена радиограмма. В ней сообщалось, что к линии фронта идет группа партизан во главе с младшим лейтенантом Борисом Галушкиным. Партизаны несут важные документы о противнике и тяжело раненного бойца. Командование приказало организовать круглосуточное наблюдение и оказать помощь партизанам.

Получив приказ, командир роты лейтенант Иваненко и политрук Гришин уже пятый день ждали партизан. Они надеялись, что именно на их «гнилой участок», как Иваненко именовал в донесениях занимаемый его ротой рубеж, придут партизаны.

Иваненко рассуждал так: партизаны не полезут на окопы противника, а будут искать место, где нет сплошной линии обороны и где самим немцам трудно разобраться в обстановке.

…Командир роты с политруком сидели в блиндаже перед разостланной на нарах картой. Слабый свет коптилки бросал бесформенные тени на стены, обшитые тесом, на бревенчатый потолок, с которого срывались редкие капли и звонко шлепались на нары. В приоткрытую дверь блиндажа струился июньский рассвет. Вдруг длинно зазуммерил телефон. Ротный схватил трубку.

— Слушаю! Да, да! Я — Голубь, товарищ Орлик. Что? Есть, товарищ Орлик, будет исполнено! — Иваненко положил трубку на рычаг аппарата, посмотрел на политрука.

— Разведка передала, что на той стороне видела группу оборванных вооруженных людей. Они прошли мимо секрета. Неизвестные несут какой-то длинный сверток.

— Связной!

— Я здесь, товарищ командир роты!

— Панкратов, передай командирам взводов, чтобы боевые группы немедленно были выдвинуты на передовые сектора.

— Есть, товарищ командир!

Связной вскинул руку к пилотке, повернулся и быстро вышел из блиндажа.

Редкий туман уменьшал видимость, но можно было разглядеть, как, прыгая с кочки на кочку, перебегая от куста к кусту, по болоту осторожно пробирались красноармейцы. Иваненко одобрительно заметил:

— Смотри, политрук, хлопцы уже пошли. Молодцы!

— Идут, будто по твердому грунту.

— Еще бы! Сколько дней на брюхе по нему ползали. Каждую кочку своими руками ощупали, знают теперь, куда ногу ставить.

За болотом заработал пулемет. Он стрелял короткими торопливыми очередями. Грянуло почти одновременно три взрыва. Пулемет замолчал.

— Слышишь? Наши противотанковые рванули, — сказал комроты и побежал к передней линии окопов.

Политрук последовал за ним. Скрытые огневые точки врага лихорадочно плевали огнем. Над болотом взвилась красная ракета. Разорвавшись вверху, она рассыпалась сотнями звездочек. Сквозь туман политрук увидел, как из леса появились люди с носилками. Затем трое метнулись обратно к лесу и скрылись за деревьями. Остальные бросились на землю и поползли к нашим окопам.

— Перевести огонь противника на себя! — скомандовал комроты. Политрук, остаешься здесь. — Иваненко отбросил плащ-палатку, вскочив на бруствер, взмахнул автоматом и крикнул: — За мной! Впере-е-е-од!

Увязая в грязи, через болото пробирались три человека. Они тащили носилки. Когда до наших окопов осталось метров сорок-пятьдесят, двое повернули обратно. Третий встал на ноги, поднял с волокуши сверток и, держа его перед собой, как ребенка, пошел дальше, пошатываясь.

— Э-эй, парень! Давай бегом! — кричали из окопов красноармейцы.

Человек вскинул на плечо большущий сверток и побежал зигзагами, стараясь попадать ногами на твердые кочки. Пули булькали в жидкой грязи совсем рядом, но он бежал, не останавливаясь. Проваливался, падал, поднимался и снова бежал.

Политрук приказал бойцам усилить огонь, а сам выскочил из окопа навстречу бегущему. Тот, сделав, видимо, последнее усилие, перевалился через ров и упал к ногам политрука. Теперь он лежал неподвижно рядом со свертком. Это был рослый, рыжебородый и рыжеголовый человек в драной одежде, с измученным черным лицом. В свертке из плащ-палатки без сознания лежал обвязанный и обернутый плащ-палаткой бледный молодой парень. Тоже с бородой, только светлой и вьющейся. Рыжий скоро очнулся, вскочил, безумно посмотрел вокруг и рванулся к раненому.

— Николай! Коля! Очнись!