Там, при реках Вавилона

Что-то в конце концов легло в складки грязно-голубой тряпки, но так и осталось лежать неподвижно. Шестой родился мертвым. Зухра вздохнула облегченно, поднялась, постояла над выводком. Лизнула пару раз слепые мордочки и принялась за дело. Мертвого она сразу отнесла в сторонку, под соседний куст. Вернулась, взяла другого, живого - и отнесла туда же. Еще раз вернулась, взяла еще одного... Они пищали вовсю, Зухра же бегала усталой рысцой туда и обратно, деловито помахивая хвостом.

На подстилке их осталось двое. Тогда Зухра остановилась, подошла к ним вплотную и легла, выставив длинные сосцы. Щенки - шерстяные компасы - мигом развернулись в нужную сторону и, уткнувшись ей в живот, замерли. Ожидающий смены караул наблюдал за происходящим красными воспаленными глазами.

- Помирать отнесла, - зевая, кивнул Тен на дальний куст, под которым копошились и разрывались от писка "ненужные" щенки. - Пойду упаду. Приедут, разбудить не забудьте.

Курильщики докурили по последней сигарете. Пищали щенки. Трасса была пустой.

- Вон, едут, пидоры!

Из-за утеса вырулил БТР.

Все поднялись, потягиваясь и радостно матерясь: "О! .... .... .... наконец-то!"

Но из подъехавшей "коробочки" вынырнул один водитель.

- О так от! - противно кричал он, кривя издевательскую улыбку. Закатайте-ка обратно, пацаны! Куда собрались? Не-ет, покараульте еще немного, на бис, до вечера, а то и... уж как получится...

- Не п...ди!

- Ну где они там? Пусть вылазят!

- Устроили тут! Хазанов выходной, бля!

- А ну вылазь! Не тронем, солдат ребенка не обидит!

- Принимайте. - Водитель вытащил на броню коробку, знакомую всем до оскомины коробку с сухпаем.

Они поняли, что это не шутка. Такое уже случалось, в принципе - некого прислать, всех отправили "защищать советскую власть" в близлежащем селении, - но до сих пор такое случалось не с ними и ничего, кроме издевательских улыбок, не вызывало. Караул продолжается! Снова по два часа возле осточертевших, журчащих в давящей тишине, никому на хер не нужных труб. Все переговорено за сутки, всех мутит друг от друга. На грязно-голубой тряпке идиллия. Брошенные же Зухрой щенки пищат все отчаянней.

- Але, гараж! Забираем сухпай, не задерживаем транспорт!

- Иди возьми, - сказал Леха Мите, хотя тот сидел от БТРа дальше всех.

Митя напрягся. "А-а-а, ясно".

Все остальные, собравшиеся перед сторожкой, - Лехины товарищи, милицейские курсанты. (Земляной маячит на посту - приложил руку козырьком, стоит, смотрит. Тен отправился спать.) И Митя бы пошел к БТРу за коробкой сухпая - из одной только лени пошел бы, чтобы не связываться, чтобы не говорить никаких слов. До этого ли?! Но нельзя. Нельзя потакать лени. Это там, на "гражданке", - там можно. Можно когда-никогда дать себе поблажку, зевнуть, махнуть рукой, отложить до следующего раза. Здесь все решается единожды. Но зато и решается все сразу: кто ты, где твое место, кем - чем ты пробудешь до второго шанса, до "гражданки".

- Слышишь? Иди возьми.

"Эх, как неохота вот это сейчас..."

- Тебе надо, ты и возьми. Я на диете, галеты без сала не ем.

Леха медленно повернулся, окатил его ледяным взглядом:

- И д и и в о з ь м и х а в к у.

Взгляд его, поверх плеча размером с телячий окорок, впечатлял. Щенки пищали, расползаясь от своего куста в разные стороны. Безо всякой уверенности в екнувшем сердце Митя молча сплюнул.

Леха нарочито медленно поднялся. Поправил ремень. Сплел пальцы и хрустнул ими. Их окружила тишина. Только щенки да приглушенная воробьиная возня в лесопосадке. Он подошел к Мите и, не тратя времени даром, сгреб его за ворот.

"Бей!", - скомандовал себе Митя, но тело - подлый саботажник - осталось неподвижным. Леха поднял его, развернул и швырнул в сторону БТРа.

- Оп-па, - прокомментировал Петька.

Митя долетел до самого колеса. Затошнило. В глазах плавали солнце и луна.

- А теперь встань и принеси, - сказал Леха.

И ватное тело подалось к БТРу.

"К черту, достало!" Все смотрели на него. Менты со ступенек. Водила с брони "коробочки". Земляной от газораспределителя из-под приложенной козырьком ладони. Зухра и та подняла морду, навострила свои лопухи. "Достало!"

Но что-то случилось. Будто кто одернул. Митя обернулся.

Перед ним стоял крупный агрессивный самец. Всерьез обозленный, уверенный в себе. Старший. К тому же голодный. "Надо". Шагнул к нему, улыбающемуся, издающему какие-то обидные звуки. Шансов никаких. Уж очень большой. Но - надо.

- Ути-ути-ути.

Подошел совсем близко, но не настолько близко, чтобы он достал его своей страшной лапой. Стал забирать вправо. "Он левша, левша... ложку левой держит... левша, рядом не любят садиться, потому что локти сталкиваются".

- Ути-ути, цыпа-цыпа.

"Если ударю слабо, только разозлю".

Он опередил - выбросил правую. Скула хрустнула, земля сорвалась с места, отлетела в сторону и, вернувшись, всем своим весом уперлась в ладонь.

Сидел, опираясь на руку, вокруг медленно рассасывалась ночь. Теперь ВСЕ здесь, на этой промерзшем пятачке перед крыльцом.

- Ой, что такое? Упало? Ай-яй-яй.