Там, вдали, за…

Отличнейший был концерт, доложу я вам. Куда там Киркорову до соло в бане! Случайно облитая из тазика, задымилась электрогитара в руках у Баблюка, да Слон-ударник, поскользнувшись на кусочке мыла, упал, расплющив свой барабан. Но зато уж поклонницы Коровина были на седьмом… нет, на восьмом… да что там, на двадцать восьмом небе от счастья!

«Восхищенные поклонники выскакивали из раздевалки и бежали за машиной, увозившей Коровина с этого банного концерта. И долго еще мелькала в сумерках то одна, то другая простыня, тщетно пытаясь догнать своего кумира…»

(Газета «Молодняк», № 56 от 8 мая с.г.).

Здесь опытнейший Провизер прервал свой рассказ, грустно улыбнулся автору этих строк и взялся за порцию омара в белом вине. На ближайшие десять минут за столом воцарилось торжественное молчание.

Но вот воротила от шоу-бизнеса отложил серебряные щипчики в сторону и потянулся за салфеткой.

— Вчера мне звонил Миша Лейман, хочет заделать небольшой концертик в «Метрополе», — сказал Арнольд Арнольдович, жестом аристократа промакивая уголки губ. — Просил меня подыскать пару-тройку свеженьких групп. На обкатку.

— Ну и что? — спросил я.

— Думаю, пора бы нашего Коровина в свет выводить, — сказал как отрезал Провизер.

— Да что вы, Арнольд Арнольдович! У Коровина же нота «ля» до сих пор дребезжит, — продемонстрировал автор глубокое знание предмета. — И звук «ша» как муха. Его же в «Метрополе» гардеробными номерками забросают!

— «Ля» — это неважно. И «ша» здесь тоже не причем, — рубил Провизер с плеча. — Главное в нашем деле — это вовремя в струю попасть. А эти ваши «ша», «ля»… Фигня это все. Ясно?

И воротила Провизер придвинул к себе порцию расстегайчиков «а-ля Иван Грозный» (300 целковых порция).

Впрочем, что ж это я? Все Провизер да Провизер… А когда же в рассказе снова Гена Коровин появится?

Не появится больше Гена! Не споет Коровин-кумир. Выхватил его из провинции Миша Лейман, импрессарио и москвич, каких свет не видел, увлек за собой в Белокаменную и швырнул «Метрополю» на обкатку. Ну, и опекает заодно. Правда, на первый канал Гену пока еще не протолкнул, но два раза — мельком и со спины — Коровина по НТВ уже показывали.

— Этот — пробьется! — говорят москвичи и гости столицы, проходя подземным переходом, что в районе Пушкинской площади. — Видали, какая прическа у парня? Ну, вылитый Кобзон!

— Пробьется, не сомневайтесь, — убеждает их Лейман-импрессарио, и готовит шляпу для сбора денег.

«Пробьюсь!» — шепчет Коровин и подает знак музыкантам.

— Та-ти, та-та… Та-ти, та-та… — Начинает…нет, уже не Алессандро, а совсем другой музыкант — Вовец (Смирноухов). Тут же подхватывает мелодию клавишник Влас. (Жак подался в Урюпинск на заработки). Потом вступает в дело бас-гитара хорошего парня Жорика (Эдип отныне играет лишь на свадьбах и похоронах). И вот уже рассыпается мелкой и крупной дробью Малютка Том (вместо старого доброго Слона, который вообще неизвестно где сгинул). Что, пошла музыка? Пошла, родимая, пошла!

Вот тогда-то уже и вступает в дело Коровин:

— Девочка-лапочка, где ты — не знаю я, но понимаю, что ты — далеко… — начинает он дребезжать нотой «ля» и жужжать на звуке «ша». Ритм-гитара Вовец морщится, хмурится Жорик-бас, Малютка Том начинает путаться в барабанных палочках… А что Коровин?

А что Коровину? Он — поет. Поет!

Кумир — поет, а значит, одним безработным у нас в стране — меньше.

Спички

Кто их нажег-набросал на площадке четвертого этажа, до сих пор не известно. Однако факт остается фактом: с вечера все было чисто, а утром — пожалуйста: целый совок горелых спичек нагрести можно. Ну, паразиты!

— Да кто же здесь насвинячил-то, а?

Уборщица Сима обвела тусклым взглядом четыре двери, выходившие на лестничную площадку. Двери вопрос проигнорировали.

— Спекулянты проклятые! Нажрутся с утра сервелата с сыром, а потом сорят где попало. А ты — убирай за них.

Симе стало обидно. Нет, правда: метешь, метешь, а жильцы все сорят да сорят. Здесь уборщица вспомнила свой месячный оклад, и от этого ей стало вовсе невмоготу. Подметать уже не хотелось. Сима сунула веник под мышку и пошла домой, где ее уже ждал муж Иван, с утра не выпивший, а потому и смотревший на жизнь весьма скептически.

— Распустили народ — дальше некуда, — сказал муж Иван, выслушав рассказ о спичках. — Бывало, при Леониде Ильиче стыдились пылинку на пол уронить, а нынче, того и гляди, пепельницу за шиворот вытряхнут. Кстати, ты деньги-то получила?

— Не получила.

— Так пойди ж и получи!

Что там дальше было в тот день у Симы, право, не интересно. А на четвертом этаже произошло буквально следующее.

Первым на кучку горелых спичек наткнулся журналист Вертопрахов. Он только что захлопнул дверь квартиры, дважды повернул ключ в замке, шагнул по направлению к лестнице… И сделал стойку.