Вот и сейчас уютно булькал на "буржуйке" закопченный чайник, пахло разваренным пшеном, в углу Степан с Глашей в который раз разбирали и смазывали пулемет, Федор перекладывал что-то в своем вещевом мешке, а Женька сочинял стихи. Он закрывал глаза и, как наяву, видел перед собой страницы "Юного пролетария", свою фамилию, набранную крупным шрифтом в замысловатой виньетке, а под ней колонку стихов.
Идут эшелоны, стучат эшелоны,
Вперед, все вперед и вперед...
бормотал Женька и размахивал огрызком химического карандаша.
И в дымных вагонах, в поющих вагонах
Горячий веселый народ!..
- Опять стихи бормочешь? - спросил из своего угла Степан.
- Не мешай, Степа... - одернула его Глаша.
- Пустое занятие! - огладил ствол пулемета Степан. - Кому они нужны?
- Всем! - вспылил Женька.
- Всем? - насмешливо протянул Степан.
- Да, всем!
- Федор, тебе стихи нужны?
- Чего? - оторвался от своего мешка Федор.
- Стихи, спрашиваю, тебе нужны? - Степан встал в позу и продекламировал: - "Птичка божия не знает ни заботы, ни труда!"
Федор подумал и сказал:
- Нам это ни к чему.
- Слыхал? - обрадовался Степан.
- Так не спорят! - обиделся Женька. - А Федору просто надо учиться.
- Чего, чего? - Степан обтер руки и подошел к Женьке. - Может, и мне тоже?
- И тебе!
- В гимназию, значит, определяться? - У Степана заходили желваки на скулах.
- В трудовую школу, - стоял на своем Женька.
Степан оглядел его с ног до головы и заявил:
- Все ученые - контра!
Глаша ахнула и тихо сказала:
- Степан...
Но Степан упрямо мотнул головой и повторил:
- В чистом виде контра!
Женька потрогал повязку на голове, нервно одернул гимнастерку под ремнем и, стараясь говорить ровно, хотя голос его прерывался от волнения, спросил:
- Тогда скажи... В гимназии я учился... Что же я, по-твоему, контра?
- Ты-то? - Степан слегка растерялся. - Был как есть контрик. И сейчас еще не вполне.
- Что "не вполне"? - Губы у Женьки дрожали.
- Не вполне партийный человек, - туманно объяснил Степан.
- А ты партийный?
- Спрашиваешь! Я член РКСМ.
- Я тоже!
- Все равно ты еще не достиг, - упрямо заявил Степан. - Вот Кузьма достиг. Наш человек, рабочий. А Федор вроде тебя, только с другого края.
- Это с какого же я краю? - поднял голову от своего мешка Федор.
- С крестьянского! - рубанул ладонью воздух Степан.
- Чепуху несешь! - отмахнулся Женька. - Вот Иван Степанович настоящий партиец, Колыванов тоже. Члены партии большевиков!
- А я беспартийный, по-твоему! - растерялся Степан.
- Факт! - Женька поглядел на его потерянное лицо и рассмеялся.
- Усмешки строишь? - Глаза у Степана сузились, скулы окаменели. - Я за такие слова, знаешь, что могу сделать?
- Кулаками будешь партийность свою доказывать? - усмехнулся Женька.
- Жаль, зарок дал... - сквозь зубы сказал Степан. - А то бы не посмотрел, что у-тебя башка перемотана!
Пошел в угол, присел на корточки у пулемета, услышал, как сочувственно вздохнула Глаша, и отвернулся. Глаша поглядывала на его мрачное лицо и думала о том, что еще совсем недавно она, как и все слободские ребята, гордилась, когда Степана звали в кулачные бои взрослые парни с ближних улиц.
Потом, когда что-то неуловимо изменилось в их отношениях и она уже бегала с мальчишками, а Степан как-то по особенному приглядывался к ней, драки его стали ей ненавистны. Но каждый раз, когда он приходил к баракам с синяком под глазом и смывал у водопроводной колонки во дворе запекшуюся под носом кровь, ей становилось и жалко его, и досадно, что кто-то оказался сильней. Сейчас она радовалась, что Степан пересилил себя и не ввязался в драку, но к радости примешивалась и та, давняя досада к побежденному и неприязнь к Женьке, который в комсомоле без году неделю, а Степан еще в августе семнадцатого вступил в тогдашний Союз рабочей молодежи. Может, он, конечно, и не настоящий член партии большевиков, но все равно партийный, а Женька пришел на готовенькое и заносится! Потом подумала: может быть, все не так? Кузя - рабочий, Федька - из крестьян, но сейчас-то они вместе! И Степан, и Женька, и она. А кто раньше, кто позже не в очереди за селедкой стоят!
Глаша опять вздохнула и посмотрела на Степана. Тот все еще возился с пулеметом и головы не поднимал. Обернулся, только когда услышал у дверей голос Колыванова:
- Здорово, братва!
Степан кинул ветошь в открытую дверцу "буржуйки" и подошел к Алексею.
- Имею вопрос.
- Ну? - присел к столу Колыванов.
- Партийный я или нет?
- Здрасте! - развел руками Колыванов.
- Нет, ты скажи! - горячился Степан.
- Беспартийный, - подвинул к себе чайник Колыванов. - Устав и Программу надо знать.
- Да знаю я! - отмахнулся Степан. - Я про суть тебя спрашиваю!
- А я про суть тебе и говорю, - погрел ладони о жестяную кружку с кипятком Колыванов. - Вы наш рабоче-крестьянский резерв.
- Вроде запасного полка, что ли? - недоверчиво и мрачно спросил Степан. - Кто-то воюет, а мы очереди дожидаемся?
- Почему? - засмеялся Колыванов. - Ты вот воюешь? Осуществляешь партийное влияние на массы? Женьку вон завоевал!
- Тебе все шуточки! - покосился на Женьку Степан и опять помрачнел.