Там, за передним краем

Старший сержант сорвал травинку, пожевал ее в задумчивости.

— Я как мог успокоил девушку, — продолжал он. — Дескать, жива, наверное, мать, зачем заранее-то оплакивать? Встрепенулась Рита и говорит: «Возможно, она у сестры? Та недалеко тут, километрах в пяти, на хуторе живет. Надо бы узнать». Пообещал ей, что через час-другой все разведаю. Маршрут нашего взвода как раз пролегал в том направлении. И вот подошли мы с хлопцами к хутору. Тишина вокруг. Ворота открыты. Заходим во двор. Оглядываемся: может, засада где. Тихо. Один хотел было дверь открыть в дом. Подожди, говорю, проверить надо, не приготовили ли нам фашисты «сюрпризик». Срезаю бельевую веревку, делаю петлю и осторожно набрасываю на ручку двери, сам за угол и дергаю. Точно! Гранату сволочи приспособили. Рванула так, что дверь на куски разлетелась. Переждали, пока дым и пыль рассеялись, заходим в избу. До самой смерти картину, что увидел, не забуду. Много чего за войну я насмотрелся: и повешенных, и ямы, набитые трупами расстрелянных. Но тут просто кровь в жилах у меня заледенела. На полу лежит растерзанная, с отрубленными руками молодая женщина. А рядом, приколотый штыком к полу, — младенец годовалый. Скажи мне, Вадим, какой зверь, самый хищный, самый коварный, мог бы подобное сделать? В мире животных таких нет. А вот среди людей есть. И имя им — фашисты. С трудом вытащил я штык-тесак. Орел с зажатой в когтях свастикой, надпись «Аллес фюр Дойчланд», то есть «Все для Германии». Мальчика мы положили рядом с матерью. Вырыли во дворе могилу, постелили туда одеяло и, завернув их в простыни, опустили. А Рите я потом сказал, что нашел ее сестру с ребенком убитыми, что похоронил их. Не сказал только о штыке, о руках отрубленных… Ей и без того горя и ненависти на всю жизнь хватит.

Вышли на широкое кустистое поле.

— Несколько напоминает передний край, — сказал старший сержант Николаев. — Ты еще не был там? Ничего, побываешь… Мое предложение такое: надо определить место, где могут располагаться снайпера. Пусть они выдвигаются туда, маскируются. В качестве целей используем осколки от бутылок, куски тряпья. Надо только разместить их похитрее, чтобы не сразу нашли. Ты можешь наблюдать за выполнением упражнения вон с того пригорка. Ну как, идет?

Вадим согласился, только внес коррективы относительно того, откуда должны выдвигаться снайпера и как лучше замаскировать цели.

Часа через полтора учебное поле было готово. Прямо оттуда младший сержант Лавров направился к девушкам, чтобы сказать им о завтрашней тренировке, поинтересоваться их самочувствием.

В землянке было сумрачно. Наташа Самсонова и Люда Михайлова, свесив ноги, сидели на нарах и о чем-то тихо говорили. Остальные лежали. Из угла доносился негромкий, берущий за душу голос:

Дывлюсь я на небо
Та й думку гадаю:
Чому я нэ сокил,
Чому нэ литаю?..

Увидев вошедшего Лаврова, Наташа подошла к столу, зажгла спичку и поднесла ее к коптилке. Загорелся фитиль, а через секунду после легкого хлопка вспыхнула вся гильза.

— Туши быстрее! — крикнула Люда и, подскочив, закрыла гильзу какой-то тряпкой.

— Опять эти разведчики вместо керосина налили нам бензина, — возмутилась Наташа. — Ну что теперь делать? Он же снова вспыхнет.

— Не вспыхнет, — поднялась одна из девушек. — Пуганая ворона куста боится. Мы в партизанском отряде делали просто: насыпали в бензин соль, и он нормально горел. Сейчас я соль найду, одну минуту. — Вадим уже догадался, что это — Лида Ясюкевич, спокойная, во всем обстоятельная, с хозяйской жилкой девушка. Лида пошуршала в вещмешке, потом подошла к столу, взяла гильзу.

— Посветите, пожалуйста, — попросила она. Наташа зажгла спичку. В отверстие, которое было сделано сбоку, куда заливают горючее, Лида аккуратно высыпала полгорсти соли и, прикрыв дырочку большим пальцем, взболтнула содержимое гильзы. Потом поставила ее на стол, тщательно вытерла тряпкой.

— Вот теперь все, — сказала она, — можно зажигать.

Лампа загорелась ярким, ровным пламенем, без копоти.

Вадим приблизился к свету, сел на край нар, огляделся. Девушки все уже поднялись и выжидающе смотрели на него. А он не знал, с чего начать. Снял пилотку, пригладил густые, чуть вьющиеся волосы.

— Слушай, командир, — не выдержала Света Удальцова, — а ты водку пьешь?

На нее кто-то шикнул:

— Ты чего, дуреха!

Она отмахнулась:

— Интересно же. Может, зря мы свою отдаем разведчикам…

— Нет, не пью, — ответил Лавров. — Не приучен.

— А куришь? — не унималась Света.

— И не курю.

— Тогда последний вопрос: девушку когда-нибудь целовал?

Вадим признался чистосердечно:

— Попытался один раз, да неудачно.

— А я что вам говорила! — воскликнула Удальцова. — Нецелованный командир! Да это же мечта всей моей жизни. Где вы еще такого найдете?

— Светка, замолчи, — перебила ее Наташа. — Ты уже нашла себе одного — Ваню Попова.

— Ванечка далеко, в госпитале. Сестричек там обхаживает, — начала было Света и вдруг осеклась.