Там, за рекою, — Аргентина

К утру море успокоилось. На второй палубе юнги драили палубу с залитыми асфальтом пазами, окатывая ее соленой водой, которая, к нашему удивлению, уже не была изумрудно-зеленой, как там, в безграничном аквариуме океана, бурлящего внизу, под двумя рядами четок — иллюминаторов. Над водой висела мутная пелена тумана, кое-где она расползлась клочьями, открывая одно за другим окна в чистую синеву неба… Большинство обитателей плавучей скорлупки приходило в себя от последствий ночного шторма, который принесло вчера откуда-то с южного берега Африки.

«Утонуло двое рыбаков; они были смыты с палубы судна, возвращавшегося в Кейптаун после охоты на акул», — сообщал радиотелеграф. «Пароход «Сити оф Преториа» опоздал на несколько часов: почти достигнув целя, он был вынужден вернуться в открытое море. Самый сильный шторм у мыса Доброй Надежды за последние четыре года».

Это случилось двенадцать часов назад в 180 милях отсюда.

Небо тогда было угрожающе затянуто. Свинцовые тучи на западе вдавили узенькую полоску заката в море. Словно под действием небесного насоса, волны вздымались на десятиметровую высоту, открывая по обоим бортам нашего парохода огромные седые ущелья. Там зазубренные острия их гребней скрещивались, словно мечи, и от удара рассыпались мелкими брызгами над поверхностью бушующего океана. Временами плавучий остров гулко звенел и в чрева его что-то содрогалось. Это гребной винт выскакивал из воды, бил лопастями по воздуху и тут же нырял вглубь, бросая стальной колосс навстречу новой волне. Тонны беснующейся стихии при каждом ударе разбивались о форштевень и перекатывались через палубу. Вихрь мчался низко над океаном со скоростью 100 километров в час, пытаясь вернуть судно в последний порт.

На верхней палубе ни души. Лишь внизу, в трюме, при мерцающем свете двух ламп вокруг стола над костяшками сидели китайцы и молча играли в маджонг. Звонкое эхо беспомощно бьющегося гребного винта минутами сливалось со щелкающим звуком костяшек, которые худой кок сгребал в кучку и перемешивал для новой партии. За его руками сосредоточенно следило несколько пар глаз тех, кто находился вокруг стола и в полутьме двухъярусных коек каюты.

Юнги только что домыли палубу на корме и неслышно, по-кошачьи, удалились.

Три дня назад на пристани в Кейптауне американский нефтепромышленник с сигарой в зубах и с мыслями на Уолл-стрите наблюдал, как служители уносят гору его чемоданов на судно. Сейчас он бегает по верхней палубе и старается сбросить в море хотя бы полкило своего веса. Сегодня, так же как вчера и позавчера, пятьдесят два раза обегает он застекленную галерею; в конце беговой дорожки, возле спущенного бассейна, осторожно сбавляет скорость, чтобы не поскользнуться на свежевыдраенной палубе, и то и дело подносит часы к близоруко сощуренным глазам. Дамы в шезлонгах после каждого круга отрываются от иллюстрированных журналов и сочувственно кивают спортсмену. Нефтепромышленник-спортсмен пробегает последний круг и привычно направляется к высокому стулу у стойки бара.

— Trés bien, trés bien, мсье Томпсон, сегодня у вас время на двадцать четыре секунды лучше. Пока мы доедем до Би-Эй,[1] вы станете чемпионом. Виски или джин?

Говорящий по-французски джентльмен неопределенного происхождения и неопределенного рода занятий бодро похлопал нефтепромышленника-спортсмена по плечу и перешел на английский.

— О'кэй, мистер Томпсон, джин. Завтра к вам присоединюсь и я, только вам придется дать мне хотя бы десяток кругов фору.

Море как зеркало. Внизу при свете двух ламп все еще играют в маджонг.

На один узел медленнее

«Буассевен» неутомимо бороздит южную Атлантику. Он делает на узел меньше, а нефти пожирает на две тонны больше, чем рассчитали для него инженеры, потому что он идет без груза.

Здесь, в южном полушарии, не так боятся войны. Поэтому суда, плывущие от мыса Доброй Надежды к континенту Больших Надежд, не набиты битком, как те, что плывут из Европы. В Дар-эс-Саламе из трюма выгрузили несколько десятков тракторов с военных складов на Филиппинах. Их отправили в Танганьику, чтобы там на плантациях земляного ореха они позабыли о разрывах гранат и ужасах болот Новой Гвинеи. В Кейптауне вытащили из трюма на свет божий несколько грузовиков, рожденных в южноафриканских сборочных цехах североамериканских автомобильных заводов порта Дурбан. Потом с мола исчезли двадцать ящиков с черным клеймом. Прежде чем поднять их краном в воздух, трое негров старательно обвязали груз двухдюймовыми тросами, в то время как десять других мужчин, будто невзначай оказавшихся рядом, косились то на ящики, то на море и прохожих. Нет, нет, они не безработные и не туристы. Это тайные агенты.