Там, за зорями

Полянская упала на кровать и уткнулась лицом в подушки. Ее трясло, а грудь сдавливало так, что трудно было дышать. Хотелось заплакать, но слез не было. Горло перехватило, но глаза оставались сухими. Дороги уехал, и мир в одно мгновение стал огромным, пустым и неуютным. А она, Злата Полянская, двадцати трех лет от роду, чувствовала себя в нем заблудившимся ребенком. Вселенская тоска завладела душой. Она вспоминала вчерашний день и хотела вернуть его. остаться в нем навсегда. Вчера она была так счастлива, а сейчас чувствовала себя такой несчастной, такой одинокой. И бесполезно было убеждать себя: он, конечно же, вернется, и она снова будет смеяться, встречая взгляд его темных глаз, в которых попеременно будет плескаться то веселье, то желание, то любовь Он нужен был ей сейчас, сию минуту!

Дорош уехал, чтобы заняться какими-то там своими делами, решить какие-то свои, неведомые ей проблемы. Он с легкостью окунулся в тот, другой, привычный для него мир, а Злата не могла заставить себя подняться с постели. Не могла заставить себя снова зажить так, как жила всего несколько дней назад. Сознание отказывалось реагировать на внешние факторы. Звонки на домашний и мобильный телефоны, голоса за окном шум проезжающей машины, сумерки, в которые медленно погружалась комната, голодное урчание в животе — все это было таким неважным, таким несущественным. Были только воспоминания, за которые она цеплялась, как утопающий за соломинку. Девушка перебирала их, как драгоценные, редкие жемчужины, пока, наконец, слезы не хлынули из глаз. Полянская плакала и плакала, не в состоянии остановиться, пока не погрузилась в тяжелый, тревожный, липкий сон, похожий на забытье, а Дорош даже не позвонил.

Утром она проснулась с тяжелой головой, воспаленными глазами и опухшим от слез лицом. Едва сползла с кровати чувствуя себя разбитой и больной, и вышла из спальни. Входная дверь была открыта, она так и спала. Но это нисколько не обеспокоило, она даже не стала проверять, на месте ли особо ценные вещи. Пройдя на кухню. Злата налила воды в чайник и поставила его кипятить на плиту. Сама же опустилась на табуретку и потерла лицо руками. Надо собраться с мыслями! Ну, в самом деле, разве ж можно так распускаться? Только собраться никак не получалось. Злата чувствовала себя так… Так, как будто ее вдруг не стало. Всего несколько дней назад была золотая девочка Злата Полянская, были у нее мечты, надежды, какие-то цели и жизненные приоритеты, которые совершенно неожиданно разбились, разлетелись на осколки. Теперь все мысли были только о Витале.

Она и сама не понимала почему ей так плохо. Ведь ничего не произошло. Она любит, она любима. Дорош уехал по делам всего на пару дней, он вернется, и все снова будет хорошо! Только эти несколько дней нужно как-то прожить, вытерпеть, продержаться! Ужас! Ужас! Ужас! Она не хотела расставаться, она не хотела терпеть и держаться! Она хотела быть с ним всегда.

Девушка уронила голову на стол и крепко-крепко зажмурилась, пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. Только закипевший чайник не дал Злате снова расплакаться. Тяжело поднявшись, девушка выключила его и насыпала в чашку кофе. Есть не хотелось, но она все равно насыпала в пиалу немного сухих овсяных хлопьев, добавила туда куриного бульона, сливочного масла и залила все это кипятком. Через пять минут, когда овсянка разбухла, девушка пододвинула к себе тарелку и принялась за еду, нехотя и неторопливо, ложка за ложкой, запихивая кашу в рот. Потом запила ее кофе.

Вымыв за собой посуду. Злата отправилась к себе в комнату и ужаснулась, увидев собственное отражение в зеркале. Растрепанные волосы, которые после бани она так и не удосужилась расчесать. Одежда тоже несвежая и измятая. Но больше всего пугала нездоровая бледность лица: всего за сутки от золотистого загара, которым она так гордилась, не осталось и следа, а веснушки на носу проступили еще отчетливее. И глаза… Кажется, они стали ещё огромнее, а взгляд был каким-то совершенно безумным. Беспокойным, лихорадочным, больным.

Тяжело вздохнув, Злата отошла от зеркала, быстро сбросила с себя одежду и, порывшись в шкафу, извлекла оттуда джинсы и футболку. Переодевшись, она расчесала и заплела в косу волосы. Открыла окна в спальне и в зале, бесцельно побродила по дому, понимая, что просто необходимо выйти на огород, а проверить, как там обстоят дела, но желания выходить из дома не было. Взяв в руки мобильный телефон, она обнаружила там двадцать пропущенных звонков, из дома, от Аньки, от Леши. Боже! Девушка устало потерла лоб, но перезванивать не стала. Она не могла и не хотела сейчас общаться ни с Лешей, ни с Аней. Не хотела что-то выдумывать, казаться беспечной и веселой, притворяться, будто ничего особенного не произошло, просто она вот такая рассеянная и забыла телефон… Не хотела выслушивать глупую Анькину болтовню, ее скрытую иронию, уколы и советы. Простите, но не сегодня. А перед Лешей Блотским притворяться будет сложнее, да и врать ему не хотелось. хоть, конечно, и правды она ему тоже никогда не скажет.