Тамбовские волки. Сборник рассказов

— Не знаю я… — тоскливо ответил он. — Я же не говорил ни с кем. Но эти ездят и ходят без опаски совсем. Разные. Американцы есть, я видел. А больше всяки сбродень.

— Ясен перец, — Дрын встал. — Всё. Хорэ. Вы как хотите, а я ухожу.

— Куда? — уточнил Санька. Дрын окрысился:

— На муда! Правда что ли тут зимовать?! Раз там, — он ткнул куда-то в направлении Москвы, — живут и не стреляют, значит, хватит х…й страдать, пора о себе подумать!

— Тебе рассказали, как там живут, — заметил Тёмыч.

— Много он видел! — Дрын попятился к дверям. — И не держите меня! Я тут не хочу гнить!

— Иди и догнивай там, — буркнул Санька. — Никто тебя не держит.

Дрын выбежал.

— Сдаст, — сказал Генок, вставая. — Сразу сдаст, как выйдет. Где тут… — он повозился с автоматом. — А, вот…

И тоже вышел. Его никто не удержал.

Мы трое остались сидеть у огня, держа в руках винтовки.

— Спать пора, — нехотя сказал Санька. Потом добавил: — Я утром пойду… ну, гляну, что там. Вообще. Со мной пойдёте?

Тёмыч кивнул. Я сказал:

— Угу. С мелкими кто останется?

— Генок, он уже ходил… Знаете, пацаны, — он вздохнул. — Я вот думаю, думаю… Инна Пална… Она же нас правда любила. А мы её не защитили. Не попробовали даже. Я вот думаю. Думаю… — он скривился и толкнул себя в висок кулаком.

Вошёл Генок. Он был бледный и часто облизывался, потом сплюнул, садясь. Свесил голову между колен.

— Проводил? — спросил Санька. Генок кивнул, не поднимая головы. — А что тихо так?

Генок показал из рукава длинный нож с рифлёной рукоятью. Сказал тихо, глядя в пол:

— Я его в колодец кинул, в заброшенный… — потом встал и равнодушно сказал: — Пойду поблюю, не могу больше. Он такой… мягкий оказался…

Генок вышел. Мы остались сидеть. Кто-то из младших захныкал, Светка привстала, не глядя на нас, начала его успокаивать, перелегла поближе.

— Куда пойдём-то? — спросил Тёмыч. Санька пожал плечами:

— Я не знаю. Пойдём. И всё. Серёня, — повернулся он ко мне. Меня зовут Сергей. Ну или Серёня… — ты точно с нами?

— Угу, — буркнул я опять и кивнул. Провёл рукой по ручке на М16. — Давайте спать, а? Поздно уже.

* * *

Мы не договаривались — во сколько встать, всё такое прочее. И меня, например, никто не будил. Просто я проснулся и увидел, что Санька и Светик не спят. Он сидел и проверял магазины к винтовке, а она кипятила чайник. Пахло земляничным листом.

Я что-то буркнул в ознаменование утреннего приветствия, вышел наружу. Было ещё почти совсем темно, туманище, прохладно. Где-то снова грохотал пролетающий самолёт. Я отлил за углом полуразвалившегося сарая, умылся из канавы с неожиданно тёплой водой, посидел немного, думая о том о сём. А когда вернулся, то и Ленок не спала, и Тёмыч с Генком поднялись. Смешно и дико, но о Дрыне никто не говорил и, по-моему, даже не вспоминал.

Девчонки разлили нам чай в консервные банки. Мы съели по две галеты — из тех, что принёс Генок. Он сам сидел хмурый — кажется, пока меня не было, просился с Санькой и тот, похоже, ему отказал.

Пока мы с Тёмычем обувались, Санька со Светиком вышли наружу. Потом, когда на выход двинулся и я, то увидел их. И остановился в дверях.

Они стояли в тумане недалеко от крыльца. По пояс. Неподвижно стояли, молча, ничего не делали, хотя мне сперва показалось, что они целуются. На самом деле Санька, чуть нагнув голову, просто смотрел в лицо Светки. А она своё лицо подняла и тоже… тоже просто смотрела. И ещё Санька держал её руки — обе сразу, спрятав в своих — у себя на груди.

Они были… не знаю. Не умею сказать. И не хочу говорить. Я только попятился назад, впихнул обратно зашипевшего что-то матерное Тёмыча и громко сказа, рискуя разбудит ьмелких:

— Ленок, дай там это…

— Что? — удивлённо спросила она (у неё были красные глаза).

— Это! — повторил я. — Тьфу, блин, забыл из-за вас. Чего стоишь, Тём, пошли!

— Совсем съехал, — тоже не очень тихо сказал Тёмыч.

В общем, когда мы вышли, Светки уже шла обратно к крыльцу. А Санька ждал нас около той канавы.

* * *

Мы опять почти не говорили, как три недели назад, когда шли по лесу все вместе, не зная, куда. Но сейчас были другие причины.

Винтовки мы несли в руках, наготове. За прошедшее время мы худо-бедно с ними разобрались и даже научились разбирать — не полностью, но разбирать. И чистили после каждой стрельбы — слюной, это Тёмыч где-то то ли читал, то ли слышал, что оружие можно чистить слюнями. И он же сказал, что винтовки гавно. Это было правдой, они нередко осекались, и мы долго мучились, прежде чем догадались, что такая пупочка сбоку у приклада — специально для того, чтобы запихать в патронник недошедший патрон. А какое оружие припёр вчера Геныч — мы вообще не знали.

У нас были по две гранаты, у Саньки — пистолет. И у всех ножи, точнее — штыки. И снова странно. Мы ничего не обсуждали, ни о чём не спорили. Как будто всё заранее решили. И как будто никак иначе быть не могло.

Может, и правда не могло.