Тамбовский волк

Мирная жизнь постепенно налаживалась. Новая экономическая политика, изменение тактики властей делали своё дело — крестьяне в очередной раз поверили большевикам. И всё-таки тамбовский губком партии и губисполком считали своим долгом, во избежание каких-то очередных провокаций, отправлять по городам и весям совпартработников, которые должны выступать на митингах, рассказывать о достижениях советской власти и призывать крестьян активнее вступать в коммуны, совхозы и создавать на местах партячейки — ведь сообща всегда легче достигать поставленных целей. А цель у советской России была одна — построить социализм.

Захар Устинович Подберёзкин заехал в Вернадовку из Пичаевки, где он выступал на митинге, призывая крестьян активнее участвовать в посевной. Родное село не стояло в планах его поездки, но, проезжая мимо, он не мог не заехать в родной дом, навестить мать, братьев и сестёр. Об отце он даже вспоминать не хотел: ради победы революции и построения социализма, он отказался от отца, ставшего врагом советской власти и убивавшего коммунистов. Но мать есть мать. Да и сёстры ни в чём не виноваты.

Но, узнав о приезде такого важного гостя, как Захар Подберёзкин, секретарь Вернадовской партячейки, разумеется, не простил бы себе, если бы Подберёзкин уехал, не выступив перед земляками. Подойдя к дому Подберёзкиных, секретарь остановился, прокашлялся и нерешительно постучал в окно. Нюрка тут же выглянула в окно.

— Чего тебе? — недовольно спросила она.

— Мне бы с Захаром Устиновичем переговорить.

— Занят он. Устал очень. Отдыхает.

— Кто там, мама? — Захар сидел на лавке за столом и потягивал чай из блюдца да наворачивал варенье деревянной ложкой.

Горячий самовар стоял рядом. Тут же сидела и младшая сестра, с умилением смотревшая на такого важного брата, да прижимала к сердцу небольшую фотографию Захаркиного сына, своего племянника.

— Витька Коновалов пришёл, тебя видеть хочет.

— Кто такой?

Услышав вопрос Подберёзкина, секретарь закричал прямо в приоткрытое окно.

— Я секретарь вернадовской партячейки, Коновалов. Захар Устинович, мне коммунисты не простят, зная, что вы к нам приехали, если я не уговорю вас выступить перед сходом.

Подберёзкин отставил блюдце в сторону, поднялся и подошёл к окну. Глянул сверху вниз на Коновалова, почесал в задумчивости затылок. Действительно, товарищ Коновалов прав. Посетить родное село и не рассказать землякам об успехах советской власти — нехорошо.

— Ладно! Собирай сход через час. Я, конечно же, выступлю.

— Спасибо, товарищ Подберёзкин! — просиял Коновалов. — Вы не сомневайтесь, у нас тут советская власть нынче крепкая, но мужикам будет приятно видеть, каких высот достиг их земляк.

— Ладно, ладно! — усмехнулся Подберёзкин.

— Может, отказался бы ты, сынок, — попробовала отговорить его Нюрка. — Устал ты. Да и как бы чего не вышло.

— Чего не вышло, мать? — сурово глянул на Нюрку Захар.

— Вы тоже скажете такое, мама, — недовольно произнесла дочь.

— Ну, хорошо, хорошо. Это я так... Ляпнула, не подумавши. А всё от того, что редко тебя вижу, сынок.

Захар подошёл к матери, обнял её за плечи и поцеловал в щёку.

— Чаще, к сожалению, приезжать не могу. Вы же знаете, как я занят.

Нюрка лишь молча кивнула, да утёрла заслезившиеся краешки глаз уголком головного платка.

Дарья прибежала из лавки в свой дом и стала кликать Никиту. Всего два месяца назад они обвенчались, мужики помогли им срубить избу на самой окраине Вернадовки. И они стали жить там, практически не общаясь с Нюркой. Никита рассказал матери о том, как погиб Устин, и что его зарубил Захар. Мать тяжело вздохнула, перекрестилась, поплакала, но простила Захара.

— Не кори Захарку, сынок. Ты же сам сказал, что он не видел, кого рубил шашкой. Это война. Отец твой воевал за свои идеи, а брат за свои.

— Мама, что вы говорите? — едва не задохнулся от возмущения Никита. — Испокон веку отцеубийство считалось едва ли не самым страшным грехом.

— Я думаю, бог простит Захарку, а Устинушка попадёт в рай.

— Плевал Захар на нашего бога. У него теперь свой, земной, бог — Ленин, и своя молитва — Тырционал. Как знаете, но я Захару убийство отца никогда не прощу. И с вами жить не буду, коли вы такая.

Никита повернулся, вышел из комнаты и со злостью хлопнул дверью. Нюрка заплакала, пошла в красный угол, где висела икона Николы-угодника, припала на колени и зашептала молитву.

— Никита, ты где? — кричала Дарья.

— Здесь я, Дашутка, на огороде.

Дарья выбежала на задний двор и увидела стоявшего с лопатой на одной из грядок Никиту.

— Что случилось, люба моя?

— Была я сейчас в лавке, разговор слышала. Твой брат, Захар, приехал и собирается выступить перед мужиками на сходе. Коновалов всех собирает.

Никита побледнел.

— Верно говоришь? — переспросил.

— Говорю же тебе, в лавке самолично слышала.

Никита отбросил в сторону лопату, выпрямился и направился к избе. Дарья почувствовала неладное. Не надо было ей говорить об этом. Она встала на пути мужа, обняла его за шею.

— Никитка, не ходи туда, не надо.

— Не могу, Дашутка. Отцов зов с неба слышу. Он мне такой случай придумал. С Захаркой-то.