Тамбовский волк и красные дворяне

«1)в прошлый 1919 г. площадь земли, засеянная земотделом, была большей частью не убрана, так, например, в районе Нижне-Мальцево Агдинской вол. не убрано около 120 десятин овса, нужного для корма лошадей и племенного скота. Около 30–40 десятин семян тоже не убрано. Все вышеуказанные посевы оказались под снегом;

2)знаменитый племенной рассадник бывш. графа Воронцова-Дашкова наполовину вымер вследствие ненормального питания и заболевания заразой-чесоткой;

3)разбросанность в разные концы уезда сельскохозяйственного инвентаря, и если он и собирался, то как раз постарались поставить в ветхие помещения, которые обвалились, и этим уничтожили дорогие сельскохозяйственные орудия, например, в имении Стахеева Агишевской вол… близ Шацка. Считаю необходимым высылку инструктора от Наркомзема для точной ревизии и т. д….

По порядку достопримечательностей следующий пункт: винокуренный завод при ст. Нижне-Мальцево. Это гнездо алкоголиков, болото, которое засасывало многих советских сотрудников. В свое время нашумевшее дело (кражи, утечки из бака спиртового 692 ведра спирта), до моего прихода находилось в последней стадии следствия для передачи в архив, было затушевано местной властью (как будто не в 1920 году написано, не правда ли? — В.А.)»…

И т. д. и т. п. Таких документов не счесть. Многие из них вошли в документальный сборник «Антоновщина», изданный в Тамбове в 1994 г. Казалось бы, первейшими действиями «народной (да, по большому счету, и всякой другой!) власти» в подобных случаях должно было быть приведение казенных хозяйств хоть во сколько-нибудь приличный вид…Но…налицо совсем другое. А именно — выступление председателя Тамбовского губисполкома товарища Шлихтера А.Г. от 8 августа 1920 г. Хотя на Тамбовщине уже вовсю полыхало крестьянское восстание под руководством Антонова и Токмакова, товарищ Шлихтер все еще талдычит о «зажатии в кулак» якобы «контрреволюционного» крестьянства и т. д. Судя по тексту выступления, товарищ Шлихтер полагал, что в Тамбовской губернии» среди крестьян «преобладал (!) кулацкий элемент».

Следует заметить, что само понятие «кулак» (как и тождественное ему понятие «мироед»), заимствованное из крестьянского языка, восходит еще к XIX веку. Первоначально крестьяне обозначали этим словом не просто разбогатевшего мужика (таких было немало еще в дореформенной России, в уж тем более после отмены крепостного права в 1861 г.!), а богатого крестьянина, который путем предоставления ссуд (первоначально даже не в денежной, а в натуральной форме — например, хлебом до нового урожая, и т. п.) со временем установил в деревне своего рода натуральную ростовщическую кабалу и потому держит всех своих односельчан как бы у себя «в кулаке». Уже из одного этого обстоятельства со всей очевидностью следовало, что «кулаков» (как бы ни расценивать это явление) в деревне было крайне мало, да и никак не могло быть много.

Так что утверждать о хлебородном регионе, что среди проживающих в нем крестьян «преобладают кулаки», было все равно, что утверждать о крупном городе, что большинство его населения составляют ростовщики. Если для товарища Шлихтера подобное утверждение могло казаться истинным, то это только свидетельствует об уровне его мышления…В итоге словечко «кулак», уже обкатанное либеральными публицистами XIX века как сугубо отрицательное, оказалось в качестве негативного ярлыка приклеено большевиками к большей части российского крестьянства.

А в дальнейшем, в советском «раю», как известно, «кулаками» клеймили не только зажиточных крестьян, «крепких сельских хозяев», на которых делал основную ставку премьер-реформатор П.А. Столыпин, а кого ни попадя (для врагов большевизма из среды однозначно небогатых и даже безлошадных крестьян, которые ну никак не подходили под стереотип «кулака-мироеда», коммунистические «акулы пера» со временем изобрели особый термин «подкулачник», или «кулацкий подголосок»). Но все эти пышные всходы советского словоблудия проросли из крохотного зернышка, содержавшегося в докладах, подобных шлихтеровскому…