— Маша, уйди, — углом рта произнес он, но девушка лишь слегка отодвинулась к двери. — Уйди, с тебя хватит! Ты свое получила, так что убирайся!
— А что это ты ее гонишь? — притворно изумилась Татьяна. — Она же свидетель? Так пусть остается им до конца!
— Она тут больше не нужна!
Женщина расхохоталась, но смех был невеселым.
Она прикрыла лицо руками, и смех становился все более надрывным, сдавленным и неестественным. Маша испугалась было, что та заплачет, но Татьяна справилась с собой. Когда она отняла ладони и подняла голову, под глазами резко обозначились круги, рот искривился.
Она выглядела усталой и разом постаревшей:
— Зачем тебе эта ложь, хотела бы я знать? Это шантаж? Да что ты стесняешься девочки, она уже тоже по уши в этом дерьме! Взяла деньги за то, чтобы дать С в меня показания!
Он ни за что не заговорит, — теперь Татьяна обращалась только к своей гостье, будто Димы в комнате не было. — Ханжа! Сделать гадость — это пожалуйста, но признаться в этом — ни за что. И ему плевать, что все все видят. Хотела бы я знать, что он этим выгадывает? Наверное, чтобы это понять, нужно самой стать ханжой, а этим я никогда не страдала.
— Маша, уйди! — повторил мужчина, но Татьяна остановила ее резким движением:
— Нет, стой. Посмотри-ка на это. — Она взяла со стула сумку, пошарила в ней и достала сложенный лист гербовой бумаги. — Это его расписка. Это — мои деньги!
И потрясла бумагой перед лицом Димы. Тот невольно отшатнулся; как собака, которой показали намордник.
— Все из-за этого! — Она снова сунула бумагу ему под нос. — Он рассчитывал меня запугать с твоей помощью, потому что у самого не получалось. Я надеюсь, что из-за этого… Потому что иначе смахивает на то, что он убийца!
— Сума сошла! — взвизгнул Дима. Именно взвизгнул, да так, что обе женщины оторопели. Чтобы мужчина мог издать подобный звук?! Они смотрели на него во все глаза, а тот, брызгая слюной, кричал, что Татьяна сумасшедшая, определенно, и место ей в дурдоме, и что никогда в жизни он не видел этого ее соседа, знать о нем ничего не хочет, и главное — зачем ему его было убивать?!
— А мне — зачем? — Татьяна успела прийти в себя и заговорила очень спокойно:
— Я его знала не больше, чем ты.
— А это не мое дело!
— Шантаж в обмен на расписку, так? — она улыбалась. Маша видела в этот день столько некрасивых, неискренних улыбок, что ее уже начинало от них мутить. — Я правильно все поняла? Ты купил девушку, а теперь хочешь отнять мои деньги? Десять тысяч долларов минус полторы… Все-таки ты останешься в неплохом барыше.
— Да я же ничего еще тебе не сказал!
— Маша, — Татьяна снова не замечала бывшего любовника, — ты в самом деле заходила на кухню, пока мы с ним были в комнате? Ты в самом деле никого там не видела?
Та качнула головой:
— Я там вообще не была. И во второй раз тоже не приходила, и уж конечно, никакого трупа не обнаруживала. Все это он просил сказать и заплатил.
— Ты взяла деньги?
— Да.
— И ты пошла бы к следователю?
— Все! — взорвался Дима. У него было растерянное, злое лицо, темные волосы прилипли к потным вискам. Ему давно следовало постричься, но, как видно, в последние дни было не до того. — Ты свои бабки получила — и вали отсюда! А с тобой я сейчас поговорю!
Татьяна с той же фальшивой улыбкой подошла к столу, открыла верхний ящик, извлекла оттуда фляжку коньяка:
— Отличный французский. В командировке подарили. Все время что-то преподносят. Выпьем? Маша, сходи на кухню за рюмками, ты ведь тут была вроде как за хозяюшку. Должна знать, где и что лежит.
Девушка безмолвно вышла. Дима в бешенстве кусал губы и наконец, прислушиваясь к звяканью посуды на кухне, пробормотал:
— Может, ты и права, что все это глупо, но даваться тебе некуда. Она будет стоять на своем, раз взяла деньги.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
— Отчего же? — Татьяна хладнокровно обдирала фольгу с горлышка бутылки. — Замечательный коньяк, французский… Лучше и не бывает. А я дура всегда сперва отказываюсь от подарков. Ну понимаешь, это всегда слегка похоже на взятку, хотя, при чем тут взятка, что я решаю, кто я вообще такая? Так, посредник. А на этот раз взяла. Будто знала, что найдется повод выпить. А то, кто знает, увидимся ли еще? Разве что на очной, ставке.
— Таня, — он быстро подошел и положил руку ей на плечо. Женщина обернулась, но без гнева. На ее губах застыла улыбка, не выражавшая совершенно ничего, кроме внимания Так она обычно смотрела на посетителей, входивших к ней в кабинет. Причем — на незнакомых. — Танюша, давай все уладим. Ну я согласен, все вышло грубо, по-дурацки, только зачем цапаться?
Не будет следователя, если мы порвем к черту эту дурацкую бумажку. Ну не могу я отдать тебе денег к воскресенью. Тяжело… И вообще — погоди еще месяц. Мы же знаем друг друга, куда я денусь? Все равно. Верну.
Тогда ты погорячилась, я растерялся…. Ну и подписал.
А сейчас, Таня — кранты! Мне с тобой не расплатиться!
— Не похоже было на то, чтобы ты растерялся, — она аккуратно вынула пробку и понюхала коньяк. — О…
Ну прямо — духи. Что она там на кухне возится? Мне не терпится попробовать.
— Танюша…