Тамбур

— Не читал, — раздраженно признался следователь. Этот персонаж положительно выводил его из себя!

Не знаешь, с какой стороны подступиться, везде напарываешься на истерику или на загадочные выражения!

— А я и по-итальянски уже читал, — с улыбкой сказал Даня. Он по-прежнему любовался потолком. — Скажите, он быстро умер?

— Вероятно, да, — следователь вконец потерял терпение. Парень не любил отвечать на вопросы, зато с удовольствием их задавал. Это вовсе не входило в его планы. — От такой раны умирают практически моментально.

— А чем его ударили?

— Понятия не имею, — ответил Голубкин, и сказал чистую правду. Они, в самом деле, не смогли обнаружить в квартире Боровина ни единого подходящего предмета, запачканного кровью. Вообще ни единого следа крови не было! Зато на кухне у Татьяны, соседки, крови было предостаточно…

— Его ограбили? — допытывался Даня, стараясь приподняться на локте. Эти усилия не шли ему на пользу — он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание.

— Не похоже.

В самом деле, квартира покойного Боровина вовсе не выглядела так, будто по ней шарили грабители. Все вещи на месте, шкафы закрыты, даже пыль на книжных полках лежит нетронутой серой пеленой — никто к ней не прикасался.

— Да что у него было брать? — Даня как будто не слышал ответа и продолжал рассуждать сам с собой. Его голос звучал глухо и монотонно. — Деньги он хранил в банке — сколько раз говорил. Из ценных вещей — почти ничего. Ну, были кое-какие редкие книги. Только, чтобы их красть, нужно понимать… Вот и все!

Он поднял на Голубкина ясные синие глаза:

— А вы как думаете? Почему его убили?

— У вас хотел спросить!

Следователь не вытерпел, сорвался. Этот парень действовал ему на нервы — все больше и больше.

Вроде бы ничего крамольного в его поведении не было, вел себя вежливо, говорил охотно… И все-таки в нем было «что-то не то» — правильно выразился его приятель, фотограф. Очень даже «не то». Стоило подступить к важной теме, Даня сразу сворачивал в сторону.

Будто нарочно изображал беспамятного. В его положении это было легко — чуть не умер, сидит на стимуляторах. А кровь?! Кровь в его квартире?! Следователь чуть не схватился за голову. Крови там было больше, чем достаточно! Но вся ли она.,. Вся ли она принадлежала Исаеву?

— Мне пора. — Он на ходу принялся стаскивать с плеч застиранный больничный халат. — Зайду на днях.

— Постойте!

Окрик прозвучал так болезненно и резко, что разбудил всю палату. Голубкин поморщился, увидев обращенные к нему лица.

— Отдыхайте, — бросил он, направляясь к двери.

— Его убили… — задыхался Даня, приподнявшись на локте, исступленно глядя на следователя… И в то же время, сквозь него. — Его убили… Его убил я!

— Мать вашу… — чуть слышно выдохнул Голубкин и едва не перекрестился.

— Я его убил! — Голос Дани постепенно набивал силу, теперь он говорил так звучно, будто был совершенно здоров. — Я все вспомнил! Вы — следователь? Идите сюда! Я все расскажу! Записывайте! Вы будете записывать? У меня и свидетели есть! Я его убил!

Парень уже сидел на постели, безумными глазами оглядывая палату, будто впервые обнаружив, куда попал. И вдруг расхохотался:

— Я в сумасшедшем доме?

— Нет, нет, — Голубкин быстро подошел к нему и силой заставил лечь. — Это больница. А ты, дружочек, — он перешел на «ты», как с тяжелобольным, — ты отдохни сперва, потом поговорим. Я завтра приду.

— Ну нет! — Даня сделал рывок, чтобы снова сесть, и Голубкин внезапно понял, как тот силен.

«А что? — мелькнуло у него в голове. — Мог и приложить старичка… Запросто. Только вот… Почему?»

— Я все скажу! — кричал он, вырываясь из рук следователя. Тот ненароком схватил его запястья и отшатнулся — через бинты проступила кровь. Даня кричал что-то уже совсем несуразное, как будто даже не по-русски, рвался, кинул на пол подушку, едва не сбил капельницу…

В палату вбежала медсестра:

— Да что тут? Ой!

Она бросилась к больному и, отодвинув растерявшегося Боровина, стала поправлять повязки. Даня внезапно утих. Его взгляд все еще искал следователя, но тот отводил глаза.

«Псих. Вот повезло! Пока придет в себя… Да придет ли еще? Делать нечего. Столько на него надеялся, и вот вам! Говорит — убил!»

Долгий опыт научил его, что никогда не стоит верить тому, кто первым берет на себя вину. Часто это признак истерии и очень редко — правда.

— Исаев! — Следователь едва переводил дух. — Я приду к вам завтра. Обещаю.

— Нет, я сейчас, сейчас скажу… — Тот рвался из крепких рук медсестры, а та с привычно-суровым видом удерживала его. Уже все пациенты в палате сидели, с любопытством наблюдая за разыгравшейся драмой.

— Завтра, — отчеканил следователь.

— Нет, сейчас! Я убил его! Я убил его, потому что… — Даня поперхнулся глоткой воздуха и повис на руках у медсестры. Та уложила его и торопливо накрыла одеялом. Гневно обернулась к следователю:

— Не видите — он совсем плохой!

— Я все скажу, — чуть слышно проговорил Даня. — Никому не верьте, никого не слушайте. Правду скажу только я. Вчера у меня был урок, Я же говорил — у меня были уроки во вторник, среду и четверг.

Вчера был четверг…