Точно так же, как в случае С Пивоваровой.
— Да, мне не все равно, — так же зло ответила женщина. — Парень невиновен. Я уверена в этом!
— Ой, спасибо. — Голубкин говорил с нею фамильярно, как с коллегой — Может, поменяемся местами? Я буду раздавать людям добрые советы, а вы — работать с мокрыми делами?
Галина швырнула трубку. Взглянула на незаполненную страницу журнала и резко закрыла его. К черту!
Хватит!
Она сделала то, о чем раньше и думать не могла. Спокойно отключила телефон. Надела куртку. И бросила смену. В ночь со вторника на среду телефон доверия мог разорваться на куски — ей было все равно.
* * *
Дома ее встретили изумленная дочь, ошеломленная овчарка и апатично настроенный муж. Юлия бросила куртку на вешалку, стащила вязаную шапку — Я уволилась.
— Ой, — тихо сказала Ольга и вдруг бросилась ей на шею. Юлия заплакала и прижала девочку к себе:
— Ты останешься со мной? Ты обещала!
— Да, мама, да!
— Понимаешь, в мире столько боли, но надо справляться, потому что… Потому что я люблю тебя!
Овчарка залаяла. Она жалась к ним, стараясь в буквальном смысле стать членом семьи — то есть положить лапы им на плечи Юлия и смеялась и плакала одновременно, обнимая то дочь, то собаку. Наконец ее отпустили. Она подняла глаза на мужа.
— Пойду, поставлю чайник, — сказал Илья, и внезапно ей показалось, что он стал совсем прежним — тем самым веселым, добродушным парнем, который все силы клал на то, чтобы содержать семью, которого она любила, который любил ее…
— Пряники в хлебнице, — напомнила Юлия, стаскивая мокрые ботинки.
Глава 10
Самым меньшим, чего ожидала Маша, было его появление. Она не могла сказать, что успела прийти в себя — да это и невозможно было сделать за такой короткий срок. Но все-таки ей стало чуть легче. Особенно после встречи с Татьяной. В самом деле, о чем было жалеть? Да, накололась, выглядела полной идиоткой, была обманута. Но не она одна — эта мысль подспудно ее утешала. И разве в такой ситуации могло быть место ревности? Ведь неясно, кому он, собственно, изменял.
Вероятно, в основном — жене.
Так она утешалась каждый раз, вспоминая о Диме.
Мать уже успела понять, что дело пошло на лад и «этот мерзавец» больше не объявится на горизонте. Маша целиком отдалась работе — это был лучший способ забыться, тем более что до Нового года оставалось всего десять дней, и люди бросились покупать подарки. Был еще повод порадоваться. Заведующая, которая к ней благоволила, пообещала, что после праздников переведет Машу в «бриллиантовый» отдел. Это было очень солидное повышение — ведь не так давно она работала еще в серебряном, да и в золотом была без году неделя. И хотя зарплата везде одинаковая, однако престиж разный. Если ее ставят «на брюлики» — значит, высоко ценят.
Маша занималась с покупателем, показывая ему на своем запястье то один браслет, то другой, с улыбкой спрашивала, кто по знаку Зодиака та, для кого подбирается подарок.
Она Рак, — смущенно произнес мужчина. Он явно был удивлен таким вниманием. Девушка улыбнулась ему, доставая другой браслет. Ей доставляло громадное удовольствие подбирать для людей подарки — именно подбирать, а не просто продавать такое-то количество золота и камней.
— Понимаете, — любезно сказала она, проводя по запястью тонкой золотой змейкой, инкрустированной изумрудами. — У каждого знака Зодиака есть свой камень, а иногда и несколько. Но это, смотря по какой таблице! Вот если по древней или по Хюрлиману — вам нужен изумруд, по Дэвиду Конвею — рубин, то же и в «Изборнике Святослава»… Но сейчас красивых вещей с рубинами у нас нет. А вот по древнееврейским и арабским спискам — оникс. Но оникс — это уже в серебряном отделе.
— Оникс не надо! — Мужчина ошеломленно отер пот со лба. Он был сражен таким потоком информации. — Давайте уж изумруды…
— Лучше не придумаешь! — Маша достала чековую книжку. — Это один из самых красивых и сильных камней. Все древние народы его очень почитали. Арабы еще в 11 веке утверждали, что носящий этот камень не видит страшных снов, не страдает…
Тут она на миг подняла голову и остолбенела — как была, с ручкой наготове. Рядом с мужчиной стоял Дима и тоже слушал секцию. Ей удалось взять себя в руки.
Маша быстро выписала чек.
— Так чем не страдает? — совершенно растерялся покупатель, — вы недоговорили!
— А, да… — Она делала вид, что очень озабочена тем, как поизящней разместить браслет в футляре. — Не страдает бессонницей и защищен от горя. А еще — от укусов ядовитых змей и чумы.
— Боже сохрани! — рассмеялся мужчина и направился к кассе. Маша все еще возилась с футляром, неловко перетягивая золотую змейку бархатными петельками. Обычно она проделывала это мгновенно, но сегодня дело не клеилось. Она сама не понимала, что чувствует — ярость, боль или какое-то странное удовольствие от того, что он все-таки о ней не забыл.
— Маша…
— Простите?! — Девушка подняла холодные серые глаза и резким движением отбросила за спину тщательно заплетенную косу — Чем я могу помочь?