В месяцы 789/1387 года его величество выступил походом против Исфахана. Он остановился в виду города. Великие люди и малые той области прибыли к нему с выражением покорности, полагающиеся правила которой они и засвидетельствовали перед ним. Один отряд из победоносного войека подошел к городу. В вечернюю пору, когда величайшее светило спрятало свою голову за горизонтом запада и светозарный образ солнца зарылся в темноте кудрей ночи, в городе жаждущие крови убийцы и подстрекающие к беспорядкам подонки общества совершили вероломство. Они перебили отряд войска его величества, что был вне города, крепко заперли ворота, высунули руки из рукава бунта, а ноги поставили на арену сопротивления его величеству. Счастье ж отвернулось от них, иначе какой здравомыслящий человек поднял бы меч против солнца и пошел на смерть? Ведь, иначе говоря, как может капля противостоять морю? Когда весть об этом достигла до высочайшего слуха, его величество немедленно сел на коня, отдав приказ охватить город со всех сторон. В стенах были сделаны проломы, и с первого же нападения, с первого удара город оказался открытым, и его хаканское величество вступил в Исфахан. Пламя сжигающего мир царственного гнева языками взвилось кверху, и в воскресенье пятого зу-л-ка да 789 года последовал приказ, коему повинуется вселенная, предать население города мечу мести, следуя смыслу божественного корейского слова: «Бойтесь смуты, она постигает не только тех, которые из вашей среды действуют беззаконно». Солдаты, как воды, гонимые сильным ветром злобы, пришли в волнение и, обнажив свои, подобные гиидане, сабли, стали, как гиндану, срезать головы, а своими блестящими, как алмазы, кинжалами стали тащить жемчуг жизни этих дурных людей в петлю смерти. Столько пролилось крови, что воды реки Зиндаруда, на которой стоит Исфахан, вышли из берегов. Из тучи сабель столько шло дождя крови, что потоки ее запрудили улицы. Поверхность воды блистала от крови отраженным красным цветом, как заря в небе, похожая на чистое красное вино в зеркальной чаше. В городе из трупов нагромоздили целые горы, а за городом сложили из голов убитых высокие башни, которые превосходили высотою большие здания.
После того как корень бунта и нечестия был вырван в Исфахане и государь освободился от приведения в порядок той страны, его высочайшее стремя со всем окружением двинулось на Шираз. В четверг тридцатого зу-л-ка да вышеупомянутого 789 года воздух Фарса от пыли, поднятой кортежем измерителя вселенной, стал черным, а небо почувствовало ревность к земле, оттого что она целует копыта коня августейшего государя.
Имея в виду такое положение, сардары династии Мухаммад Музаффара направились из Кермана, Йезда, Снрджана и других районов к чертогу убежища вселенной, удостоилисьлобызания его праха ног и обрели почет и благоволение.
Его хаканское величество в течение двух месяцев изволил пребывать в Ширазе; когда же устроил важнейшие тамошние дела, завершил всё нужное и утвердил Музаффаридов в званиях правителей разных мест Фарса и Арабского Ирака, он направил свое мирозавоевателыюе знамя в постоянное местопребывание своего могущества и величия, в город Самарканд.
ГЛАВА О ПОХОДЕ ПРОТИВ ТУКТАМЫШ-ХАНА И ШАХА МАНСУРА
После сего центром внимания высокого взора государя стало покорение областей Дашт-и Кипчака, которыми владел Туктамыш-хан. Дело в том, что Туктамыш был творением воспитания и питомцем милостей его хаканского величества; он, как растение, был взращен от облака бесконечных даров и под тенью непоколебимого могущества его величества, достигнув степени обладания верховной властью и достоинства миродержавия. Мироукрасительному взгляду, который является чудесной чашей, показывающей победу и сокровенные тайны было представлено то, что Туктамыш по бесстыдству своему забыл оказанные ему милости п вынул голову из ярма покорности, а шею - из ошейника подчинения его величеству. Когда известие об этом дошло до августейшего слуха, эмир Тимур в канонах могущества своего не увидел блага в том, чтобы отнестись к этому благодушно, и по закону миродержавия признал за истинное потребовать посредниками между собою и Туктамышем сверкающий меч и мирозавоевательную саблю.
Поэтому последовал высочайший приказ, чтобы многочисленные, как звезды, войска выступили походом в направлении Дашт-и Кипчака и гороподобная армия пришла бы в движение.
Когда распространяющие правосудие знамена достигли Дашт-и Кипчака, государь соблюл обычаи угроз и предупреждения в отношении Туктамыша, чтобы он познал от того и другого страх и надежду, чтобы различил степень довольства благодетеля от степени ярости монарха мира, познал бы истинный путь своего благополучия и увидел бы очами проницательности дорогу своего истинного поведения.
Однако никакой пользы от таких увещаний не получилось, и всё закончилось войною и сражениями. Оба войска сблизились и выступили друг против друга в боевой готовности.