Тамерлан

Эмир Кезр-Ессурийский, подкрепляемый своим племенем, завоевал область Ташкента. Я постарался тогда восстановить согласие между Альджету-Барди и Ки-Хосру (о котором я только что говорил); я дал им военные отряды для того, чтобы разбить племя Ессуров. Их начальник, растерянный, пришел просить у меня защиты.

Спокойствие, водворенное мною в Трансоксании, бывшей до того добычей опустошения, увеличило значение моей армии. Племя Берляс (в котором родился Тимур) приобрело славу, а мои подвиги доставили известность войску царства Джагатая. Я предписывал законы всем коленам, воинам и народам Трансоксании; только несколько крепостей, подчиненных эмиру Хусейну, не признавали еще моей власти. Мое величие и могущество возбуждали зависть в этом мире. Он осмелился объявить мне войну, Упреки самым священным своим клятвам. Он начал уже неприятельские действия; тем не менее я сделал попытки к примирению; он не удостоил их никакого ответа, и под видом притворного добродетельства, захватил у меня крепость Карши; некоторые из моих эмиров советовали мне открыто освободить ее, но я боялся, чтобы войска мои не были отброшены, и предпочел лучше до времени отказаться от осады, чей подвергнул себя опасностям, которые были с ней неразлучны… Я счел за лучшее поворотить в Хорасан, чтобы таким обрезом внушить гарнизону крепости убеждение в совершенной безопасности, а потом я намерен был осторожно возвратиться й произвести ночное нападение. Таким образом мы снялись с лагеря и ушли. Когда я переправился через Амуйэх, я встретил караван, шедший из Хорасана в Карши. Начальник его предложил мне подарки; я расспрашивал его о положении князей Хорасана и сказал, что иду в эту область. После этого я его отпустил, но предварительно принял предосторожность, приказав шпиону вмешаться в толпу, составлявшую караван; я ожидал его на берегу реки. Возвратясь, он донес мне, что обо мне сказали эмиру Мусе: «Мы встретили на берегу Амуйэха эмира Тимура; ой идет в Хорасан». Это известие наполнило радостью сердце Муст и воинов эмира Хусейна. Они поставили пикет и разостлали пиршественные ковры.

При этом известии я снарядил 243 отборных воина, столь же опытных, столько и храбрых, и во главе их переправился обратно через реку; форсированным маршем я достиг Ширкенда, где провел один день и одну ночь; двинувшись оттуда, я расположился лагерем в расстоянии одной мили от крепости Карши. Я отдал приказ приготовить лестницы, связанные веревками. Между тем эмир Джаку, преклонив колени, сделал мне следующее представление: «так как большая часть наших воинов осталась позади, то следовало бы обождать их прихода».

Я последовал этому совету и решил употребить время, оставшееся до прибытия остальных отрядов, на исследование крепости.

В сопровождении сорока всадников я направился к крепости, и, как только Она показалась, мы остановились; взявши с собой только Мобашара и Абдаллу, служителей, родившихся и выросших в моем доме, я отправился к самой крепости. Подойдя к крепостному рву, я увидел, что он наполнен водою. Поверх рва был проведен деревянный желоб, пересекавший его поперек и доставлявший в крепость воду. Я передал коня одному из моих спутников и, перешедши ров по желобу, подошел к подножию крепости. Я отыскал ворота и постучал; так как никто не откликнулся, то я убедился, что стража заснула. Враги имели предосторожность засыпать ворота землею. Не будучи в состоянии войти, я обошел крепость кругом, чтобы найти удобное место для подстановки лестницы, затем я сел на лошадь и возвратился к своим воинам. Отряд, оставленный позади, был снабжен всякими орудиями, и я лично привел его ко рву, который мы перешли по желобу; когда лестницы были укреплены у основания стены, то воины быстро стали влезать на нее: 40 храбрецов вошли в крепость, а я следовал за ними; затрубили в трубы, и я, благодаря Всемогущего, овладел крепостью.

Эмир Хусейн, чтобы вознаградить только что понесенную потерю, прибегнул к хитрости и притворству; он хотел под личиной искренности и дружбы завлечь меня в свои сети. Чтобы избежать козней этого изменника, который не пренебрегал ничем, лишь бы овладеть моей особой, я прибегнул к таким же средствам.

Он прислал мне Коран, на котором дал клятву «Теперь мое сердце не будет питать к тебе никаких других чувств, кроме дружбы и братской любви». Он прибавил еще: «Если мои чувства не соответствуют моим словам, если, презрев свои клятвы, я осмелюсь нарушить свои обещания, то пусть Божественная Книга накажет меня!» Я знал, что он мусульманин, и поверил его словам. Затем прибыл гонец и от его имени просил у меня свидания в долине Чекчек, чтобы возобновить наш прежний союз. Его намерением было захватить меня изменой. Я хорошо знал, как мало следовало ему доверять, но из уважения к священной Книге я решил ехать на свидание.

Однако я принял предосторожности и скрыл отряд смелых воинов поблизости ущелья, куда я отправился с другим отрядом.