Тамерлан

– Я уже теряю ощущение времени и не помню, что было вчера, что позавчера, а что сорок лет тому назад. Пора нам мириться с Хуссейном. Пиши, Искендер: «Мы расположились на отдых и собирались по достоинству отметить наши победы над эмиром Хуссейном, как вдруг приходит весть – эмир Хуссейн осознал всю свою неправоту и страстно мечтает о том, как бы нам с ним помириться. Я с радостью устремился к нему навстречу и ожидал его в местности Барсын. Как сейчас помню, снегу навалило тогда непомерно много, стояли сильные морозы, но мысль о том, что мы сейчас помиримся с Хуссейном, грела меня лучше огня и вина. Вдруг приходит новая весть – эмир Хуссейн возвратился и уже не хочет мириться. Ну, тогда и я отправился в Ташкент, и там провел эту зиму».

«Снова здорово! – подумал Искендер. – Будет ли конец его душещипательным воспоминаниям о том, как они все мирились и мирились с Хуссейном, все никак на могли помириться, покуда Тамерлан не укокошил беднягу!»

Больной слабым голосом продолжал диктовать бесконечную историю своих ссор и примирений с эмиром Хуссейном. Снова, на сей раз узнав о помощи Тамерлану со стороны хана Джете, Хуссейн клялся на Коране, умоляя своего соперника: «Забудем вражду!» И великодушный Тамерлан соглашался и тоже присягал на Коране. А между тем трупный запах все сильнее наполнял комнату, и Искендера уже тошнило от этой вони. Ненадолго заглянула кичик-ханым, ласково побеседовала с супругом и как бы невзначай спросила:

– А надолго уехал посланный вами с китайцем Джильберге?

– Он проводит китайского посла до границ Могулистана и вернется. А что? – поинтересовался Тамерлан.

– Как жаль! Я думала, он доедет до самого Китая и привезет мне оттуда одну вещицу, о которой я его просила.

– Мы сами скоро отправимся в Китай, возлюбленная моя Тукель, – тихо пробормотал великий завоеватель, – и тогда ты получишь сколько угодно китайских вещей и вещиц.

– Скорее бы! – надула свои кокетливые губки кичик-ханым. – А вы, кажется, нездоровы, супруг и государь мой?

– Легкое недомогание, о звезда, подобная Айук! – тихо улыбнулся Тамерлан, трогая Тукель за руку.

– От вас пахнет болезнью. Вам бы следовало принять ванну из розового масла. Я пришлю вам, хорошо?

– Благодарю тебя, о Кааба души моей! – продолжал улыбаться, гладить руку Тукель и испускать трупный запах великий из великих.

Уходя от Тамерлана, кичик-ханым тихонько шепнула Искендеру:

– В чем дело? Почему такая вонь?

– Он, кажется, на сей раз и впрямь умирает, – печально ответил мирза и добавил: – И очень скоро. Не сегодня-завтра.

– Какой ужас! – фыркнула Тукель и сверкнула глазками, готовая соблазнить даже этого малособлазнительного уруса, лишь бы только поскорее умер дурно пахнущий супруг. Но, выйдя из комнаты, она подумала, что вовсе и не желает Тамерлану смерти. Ведь разве плохо ей живется при нем живом?

Не успел Тамерлан продолжить диктовку, как заявился Аллахдад с вопросом, не желает ли султан Джамшид сыграть наконец третью, отложенную, партию в шахматы. Ему не терпелось завоевать звание главнокомандующего всеми кушунами вместо Джеханшаха, но этим мечтам не суждено было сбыться.

– Вот что, дорогой Аллахдад, – сказал главнокомандующий над всеми главнокомандующими и султан всех султанов, – ты, бесспорно, один из лучших моих полководцев и отменный шахматист. Но я сейчас не в форме, а Джеханшах все же лучший стратег, чем ты. А потому оставайся тем, кто ты есть сейчас. Поезжай к своим и готовься к походу. Первое раджаба уже не за горами. Вот тебе моя рука.

И Аллахдад, сжав зубы от обиды, склонился к левой руке повелителя, чтобы поцеловать ее на прощанье. Когда он ушел, наступило время асра. Вместе с имамом появились трое из совета лекарей. Осмотрев больного, они разрешили ему совершить послеполуденный намаз, а когда аср закончился, сделали еще одно кровопускание, от которого Тамерлану вскоре сделалось хуже. Тут рабы принесли в его комнату большой серебряный чан, наполненный розовым маслом, присланный Тукель. Лекарь Шамсуддин, оставленный для того, чтобы следить за состоянием больного, воспротивился принятию такой ванны, но Тамерлан был непреклонен.

– Мне надоело вонять так, будто я гора отрубленных голов, – заявил он. – Любезные мои жены приходят навестить меня. Хорошо ли, что я испускаю зловоние?

Разместившись в чане с разогретым розовым маслом, нестерпимо благоухающим, Тамерлан решил продолжить диктовку мирзе Искендеру.

– Так, – сказал он, – мне уже лучше. Мы можем писать дальше нашу «Тамерлан-намэ». Итак, после торжественного примирения с эмиром Хуссейном мы оба сели на коней и разъехались в разные стороны. Он отправился в Сали-Сарай, а я – в Кеш, где решил хорошенечко отдохнуть. Из Кеша я написал письмо своему старшему сыну, Мухаммед-Джехангиру, требуя, чтобы он явился ко мне со своими воинами и во всеоружии.

– Выпейте хотя бы еще чашу морковного сока, – попросил Тамерлана лекарь Шамсуддин.