Тамерлан

Ситуация изменилась в Исфарайине, и никто не знает почему. Город находился в руках у Амир-Вали, владетеля Мазандерана, чьи территории простирались южнее Каспийского моря, и служил ему передовым постом. Разумеется, местное население исповедовало суннизм, и его отношения с сербадарами-шиитами были натянутыми; однако, чтобы объяснить, по какой причине Великий эмир так жестоко с ними расправился, этого явно недостаточно. Возможно, поводом послужило поведение Амир-Вали: узнав, что дни Хорасана сочтены, сей государь привел в состояние боеготовности Астарабад, Бистам, Дамган и Семнан. Тимур узрел в этом провокацию. Дотоле широкомасштабного сопротивления он не встречал, но меры, принятые хозяином Мазандерана, весьма походили на соответствующую подготовку; ни для кого не было секретом, что мазандеранцы, также стремившиеся к господству над Хорасаном, могли контратаковать. Быть может, впрочем, такое объяснение слишком простое, так как не исключено, что аннексия Мазандерана входила в планы Тимура, которому хотелось всем доказать, что любая попытка сопротивления была заведомо обречена. Итак, захватив Исфарайин, он обрушил на него свою ярость и велел перерезать всех воинов гарнизона, часть населения растоптать лошадьми, а дома разграбить. «От города остались одни развалины», — говорят хроники. [70]

Если, как мы предполагаем, Великий эмир тогда пощадил Ургенч, то это значит, что именно в Мазандеране он впервые приступил к систематическим разорениям; так, неожиданно, террор вновь стал тем, чем являлся при Чингисхане, то есть инструментом войны. Амир-Вали поспешил уведомить, что в самое ближайшее время явится для того, чтобы, согласно протоколу, «поцеловать край царского ковра». Сам собой напрашивался вывод: массовое избиение является средством, вполне окупающим затраченные силы. Желая отдохнуть от совершенного подвига, войско отправилось на ближнее пастбище, где можно было откормить лошадей.

Мятежи

Аннексия, даже приветствуемая частью населения, нередко находящейся на содержании врага, не может не вызывать тревоги у соседних государств или не возбуждать недовольства в самой аннексированной стране. Очень скоро становится понятна цена утраченного, и иностранная оккупация быстро превращается в тяжкое бремя даже тогда, когда она казалась желанной. Вот и Герат, как на жертвеннике, сжег свои стены, казну и честь; судьба других городов была не более счастливой. Противникам Великого эмира оставалось только воспользоваться создавшимся положением; и они подняли голову: так что до финала игры было далеко. Али-бек Тусский от стыда за то, что так быстро примкнул к Тимуру, не находил себе места. Амиру-Вали было совестно за то смущение, в какое его привело избиение исфарайинцев. Жестокости были привычны, но они никогда не свидетельствовали в пользу тех, кто их совершал. Гиятаддин знал это из опыта, полученного в Нишапуре.

Зимой 1381/82 года, воспользовавшись тем, что Тамерлан находился в Трансоксиане, где умерла его любимая дочь, что привело его в глубочайшее отчаяние, тюрко-монгольские эмиры сделали попытку объединиться и стряхнуть с себя чужеземное иго. Али-бек поднял восстание в Калате, тогда как Амир-Вали стал угрожать Себзевару. Сербадары, единственные хорасанцы, сохранившие верность Великому эмиру, послали в Самарканд гонцов с тревожной вестью. Тимур ответил, что его армия уже находится в пути. Амир-Вали, окруживший тесным кольцом обескровленный Себзевар, который приготовился было просить пощады, бежал, объятый паническим ужасом. Али-бек остался в одиночестве, но его город Калат, равно как и Туршиз, вселил в его душу надежду. Это были те орлиные гнезда, коих так много тогда было в Иране и которые считались неприступными. Быть может, таковыми они являлись для армий, не обладавших снаряжением, которым располагало джагатайское войско, а также не имевших в своих рядах горцев, знавших, как взбираться на скалы и крепостные стены, и специально обученных подрывников. Были сделаны подкопы, приступом взяты стены, пробиты бреши; и вот, без особых усилий, Тимуровы ратники овладели первым из упомянутых городов. Второй же сопротивлялся так хорошо, что Тамерлан, умевший ценить мужество, гарнизон помиловал и предложил ему встать под его знамя. Плененного Али-бека увезли и чуть погодя умертвили. [71]

Ход последующих событий прослеживается с трудом. Великого эмира можно было видеть в Гургане и на перевале Яс-и Басан. Похоже, развивать наступление на Амир-Вали он не стал, ежели судить по тому, что немного погодя он уже двигался по направлению к дому. Возможно, его позвал в обратный путь «мятеж» гератцев (конец 1382 года), хотя подавление его он доверил своему третьему сыну, Мираншаху, этому животному и садисту, у которого появились признаки умопомешательства. Во всяком случае, этому верится легко.