Тамерлан

Несомненное превосходство мусульманской цивилизации, очевидно, стало главной причиной того, что ислам в конце концов оказался привлекательным для всех монгольских правителей Западной Азии и, следственно, — его победы. Хотя это было странно для общества, основанного на терпимости и любопытстве по отношению ко всем религиям. Было ясно, что обращение ханов не могло не повлечь за собой, по крайней мере в долгосрочной перспективе, обращение их подданных. Часто ошибавшиеся в своей восточной политике латиняне это поняли; так, Рикольдо де Монте Кроче утверждал, что христианизация татар осуществлялась через их государей и государыней и что Запад отнесся к принятию исламского закона Ильханом Газаном (1295–1304) как к событию чрезвычайной важности для христианского мира. Политика cujus regio, ejus religio[30] не была политикой тюрко-монголов. И все же, невзирая на страстность их встречи с исламом и сдержанность, необходимо рождающуюся при сопоставлении свойств таких разных цивилизаций, они прилеплялись к нему с легким сердцем. Переходя в ислам, Ильханы приказывали монголам следовать за ними; монаха делает облачение: они велели своим подданным впредь носить тюрбаны. Когда в 1381 году Тимур спросил Хваджу Али, правителя сербадарской «республики», каковы его религиозные убеждения, тот ответил, как хороший придворный, но явно откровенно: «Люди веруют в то, во что верует их государь; моя религия та же, что и у эмира». Словно эхо, Бабур в свое время заявил: «Как правило, народы следуют вероисповеданию своего монарха». [195]

Обращение в ислам монгольских государей в различных улусах происходило в разное время, но повсеместно закончилось еще при Тамерлане. Первыми исламизировались Ильханы Газан и Ольджу (1304–1316), хотя последний родился христианином. В Золотой Орде исламизация пошла полным ходом, начиная со времени правления Туда Менгу (1280–1287), который был набожен, соблюдал посты, практиковал самоистязания, постоянно окружал себя шейхами и факирами; однако временщик Ногай по-прежнему благоволил христианству;[31] лишь в правление Узбека (1312–1340) и Джанибека (1341–1357) ислам действительно занял главенствующее место. Джагатаиды сопротивлялись дольше. Когда Тармаширин (ок. 1326–1333), несомненно буддист от рождения, о чем свидетельствует его имя санскритских корней, принял мусульманский закон и назвался Алааддином, монголы восстали и его свергли. Это событие породило мощное антиисламское движение, которое заставило многих деятелей искать прибежище в Герате (но более в Индии) и которое оказалось на руку христианам. Некоторое время спустя, по закону маятника, вспыхнул мятеж мусульманский, сопровождавшийся избиением приверженцев веры Христовой в Алмалыке (1339–1340); однако властям удалось подавить его довольно быстро. Наконец и хан Тоглуг-Тимур, дабы возвратить себе Трансоксианию, переметнулся в ислам и увлек за собой, как говорят, сто шестьдесят тысяч своих людей.

Некоторые источники настойчиво указывают на разгул мусульманского насилия (как в Алмалыке, так и в других местах), направленного против инаковерующих. Его факт несомненен, но оно явно не являлось более злостным, чем злодеяния, совершенные христианами в предыдущем столетии; и то и другое объясняется одинаковым стремлением к реваншу. К примеру, во времена правления Газана эмир Науруз отдал приказ разрушить в Тебризе церкви, синагоги, алтари огнепоклонников и все пагоды; по улицам носили иконы и изображения Будды якобы в ритуальных целях, но потом их побросали в костры. Увы, за несколько десятилетий невозможно искоренить ту или иную веру, культуру и философию, особенно когда их исповедуют высшие круги. Преследования патриарха Map Ябаллаха Третьего кончились его полной реабилитацией — по меньшей мере на некоторое время, ибо в 1310 году он подвергся нападкам снова. [196]